Лютый беспредел - Сергей Майдуков

Чумак съежился и втянул голову в плечи, что свидетельствовало о его страхе перед вожаком.

Горбатый сменил голос с гневного на отеческий.

— Алик нам не враг, а кореш теперь, — сказал он. — И яички у него не простые, а золотые. — Он визгливо засмеялся, после чего вновь сделался серьезен. — Ты ведь никому не расскажешь про то, что здесь слышал, правда?

— Конечно, — подтвердил Алик, кивая. Спохватившись, он энергично помотал головой. — Никому. Зачем мне? Я понимаю.

— Вот и я так думаю, что никому ты ничего не скажешь, — подмигнул Горбатый. — Как нам твоего Геннадия Ильича найти? Мы его для тебя бесплатно уберем. Раз ты теперь кент наш, то для тебя скидка. Не двести пятьдесят штук с тебя, а только двести двадцать.

Брови Алика поползли вверх.

— Но я столько и был должен! — воскликнул он. — Если Карачай обойдется мне бесплатно, то получится двести…

— Ты мне арифметику здесь не считай! — угрожающе процедил Горбатый. — К нему с добром, а он резцы кажет. Где Карачай обитает?

— Адреса не знаю, — виновато произнес Алик. — Телефон есть.

— Давай телефон. И ступай отсюда. Пацаны, определите гостя куда-нибудь до обеда. Покемарить надо, а то зенки слипаются.

Его отвели в соседний дом, где не было ни мебели, ни печки, а только декоративные решетки на окнах, и Алик сел на холодный пол, сунул лицо в пальто, чтобы согревать себя дыханием. Ноги в коротеньких хипстерских носочках и брючках мерзли. Заснуть не получалось, но это было даже хорошо. В любом случае Алику требовалось время, чтобы хорошенько подумать. Он вспомнил про охотничье ружье, которым угрожал Карачаю. Оно осталось на галерее второго этажа. Алик не убрал его на стеллаж, а просто поставил за шкафом, прислоненное к стенке. Если схватить ружье неожиданно и действовать хладнокровно, можно будет застрелить двоих.

Что потом?

Алик вызовет полицию и попросит установить круглосуточную охрану в доме и рядом. При наличии денег сделать это будет нетрудно. Как и откупиться за убитых бандитов, списав все на вооруженную самозащиту во время ограбления. Таким образом Алик получит несколько дней передышки. Этого времени хватит, чтобы все родительские деньги окончательно перекочевали в его карманы. После этого прощай, Неверск! Мир велик, богатому человеку всегда есть, куда отправиться.

Уверенность в успехе согрела Алика лучше всякой тибетской мантры. Он встал и принялся расхаживать по пустой комнате, разминаясь. Себе он представлялся сейчас большим, опасным, хитрым зверем. Бандиты думают, что имеют дело с жалким слизняком, не способным постоять за себя. Скоро их ждет большой сюрприз. На этот раз Алик не растеряется, как тогда, с Геннадием Ильичом.

Он схватил воображаемое ружье, вскинул, передернул затвор и выстрелил дважды: «пух-х!.. пух-х!..» Это ему так понравилось, что он еще трижды повторил пантомиму. Бандиты падали как подкошенные. Им некуда было деваться на узкой галерее. Они шли один за другим и даже не успевали потянуться за оружием. Главное — не дать им повода заподозрить опасность. Продолжать разыгрывать из себя трусливого дурачка. Тогда его перевоплощение станет для бандитов полной неожиданностью.

Когда за Аликом пришли, он был голубого цвета и с фиолетовыми губами. Приставленные к нему бандиты отвели его в дом Горбатого, посадили возле обогревателя, дали виски. И было ему сказано, что в сопровождении верных людей поедет он домой, где возьмет требуемую сумму. И не поставили его в известность, что после уплаты долга с него станут сбивать еще деньги, сколько получится. А когда Алик отдаст все, его тихонько прирежут или удавят. И, зная об этом, Горбатый смотрел на юношу с доброй усмешкой, не питая к нему никаких плохих чувств.

Бандиты — Чума и Мазай — тоже испытывали расположение к пленнику. Ведь им выдалась возможность неплохо подлохматиться сегодня. Допустим, всего в доме у Алика припрятано триста штук. Они привезут на базу двести пятьдесят или двести семьдесят, а остальное заныкают до лучших времен. Никто их не спалит, поскольку Алик будет к этому времени жмуром, а иных свидетелей не предвидится.

Сам он испытывал необычайный душевный подъем и решимость. Он не верил в гороскопы и не придавал значения тому, что родился под знаком Близнецов и склонен к частой и кардинальной смене настроений. Алик был двулик, как Янус, и сам не знал, каким он станет в следующую минуту. При этом он казался себе натурой цельной и последовательной. Ведь это всегда был он, Алик Осипов. Такое заблуждение свойственно большинству людей, с их постоянными колебаниями и метаморфозами.

Все трое вошли в холл и дружно потопали, сбивая с обуви снег, налипший по пути от машины к двери.

— Ждите здесь, — распорядился Алик деловито, — а я поднимусь в кабинет за деньгами.

Лучше бы он этого не говорил, а действовал по заранее намеченному плану. Бандиты что-то заподозрили.

— Чума, — сказал Мазай, — а ну сгоняй наверх и погляди, чего и как. Может, у Алика там волкодав припрятан.

— Нет у меня никакого волкодава!

— А вот мы сейчас проверим. Ты не гоношись, стой смирно, не бей копытом.

Алик упал духом. Через пару минут сверху раздался голос Чумы:

— У него тут волына припрятана. — Бандит перегнулся через перила с ружьем в руке. — Что, Алик, завалить нас хотел?

— Да вы что! Я разве на киллера похож?

— На гондон ты похож, — сказал Алику Чума. — На штопаный. Двигай наверх.

Все стало плохо, очень плохо. Вдохновение сменилось тоскливым предчувствием беды. Алик выложил перед бандитами всю имевшуюся в доме наличность, и набралось едва-едва больше тридцати тысяч.

— Ты кому вздумал мозги полоскать? — спросил Мазай с угрозой. — Ты что, щегол, за лохов нас держишь?

Он саданул Алика в живот. К избиению подключился Чума, оскорбленный в лучших чувствах. Он уже считал часть денег своими и воспринимал недостачу как личную потерю. Бандиты связали Алика и занялись обыском дома. Нагребли много разных цацек и брюликов, однако все это было не то. Баблом разжиться не удалось, а сейф взлому не поддавался, чересчур мудреный.

Алика запихнули в багажник и повезли на хату. Убивать его на месте бандиты не решились: а вдруг Горбатому идея не понравится? Может, он все-таки вытянет из фраерка остальное?

Алик ехал в уже знакомой душной тесноте и ругал себя последними словами за опрометчивость и нерешительность. Зачем вызвался идти наверх один? Почему не поднял крик, когда его вывели из дома? И разве он не мог оказать сопротивление, когда его начали бить? Оттолкнул бы бандитов, вырвался и сиганул вниз через перила. Или головой в окно. Все лучше, чем ехать на расправу. Ведь Горбатый такого фиаско не простит. Что будет с Аликом? Неужели бандиты его «опустят», выражаясь их языком? Это было бы ужасно. Алик где-то читал, что после подобного обращения геморрой обеспечен. Да и само унижение, несомненно, оставит неизгладимый отпечаток на психике…