Ковчег Марка - Татьяна Устинова

Она несколько раз кивнула.

– Я сюда пришла, чтобы увидеть Марка, – сообщила она негромко. – И поговорить с ним. Ну, если он согласится со мной разговаривать! Я же не знала! Три года – это очень долго.

Тут он вдруг сообразил, что она городит какую-то несусветную чушь.

– Что ты врёшь? Вы что… давно знакомы?

– Давно, Петь. Мы на соревнованиях познакомились, в Чехии.

– На каких соревнованиях?

– По биатлону. Я тогда еще каталась.

– Что ты делала?!

– Занималась биатлоном. Я тогда в первый раз за сборную выступала, ну а Марк уже был чемпион.

Про его чемпионство Петечка ничего не желал слушать.

– Подожди, у тебя же папа!.. И Швейцария.

– Я в интернате выросла. Только не в Швейцарии, а в Угличе, Петь. Папа мой умер давно. Я маленькая была, восемь лет. Родных никого не осталось, вот и отдали меня… в интернат. Я там начала на лыжах кататься, меня в сборную взяли, и мы с Марком познакомились. Я правда, Петь, очень его люблю.

– Ты с нами из-за него пошла?!

– Ну конечно.

– И никто не знал?!

– Аллочка догадалась.

– А Володька, Марина? Диман?!

Женька покачала головой и сунула ему кружку. Он взял. Странным образом ему вдруг полегчало. Оказывается, он даже может с ней разговаривать, не корчась от отвращения.

– Ты попей, попей. Марк тогда в лесу, когда вы со Степой ушли, нас случайно нашел. То есть Вик нашел. Я знала, что база где-то поблизости, но всё равно это случайно получилось. Мне очень нужно было с ним поговорить, понимаешь? Вот сегодня мы и… поговорили.

Петечка хлебнул из кружки. Ему было неловко.

– А на соревнованиях ты не могла поговорить? Раз ты тоже спортсменка!

– Я уж сто лет никакая не спортсменка, Петь. И на соревнования не езжу.

– Я думал, ты просто богатая девчонка с причудами.

– Ничего я не богатая. Бухгалтером работаю.

Она поднялась и посмотрела на него. Слава богу, хоть догадалась больше по голове не гладить, как дебила малолетнего!..

– Ты приходи, Петь. Там у Зои Петровны пирог вкусный. Чего тут одному сидеть?..

И вышла. Петечка еще попил из кружки – вкусно, горячо, внутри сразу теплеет и как будто перестает болеть.

…Выходит, ничего он не понял? Характеристика героини решительно не подходит самой героине!.. Почему он так ошибся? Он же писатель, наблюдательный человек! Где еще и в чем он ошибся?

Теперь ему очень хотелось на кухню, сидеть за бескрайним столом, есть пирог Зои Петровны, посматривать на Женьку. Там же… все, там вся жизнь. А как он теперь туда пойдёт после того, как Марк хватал его за горло, а второй головорез это видел? Как будет держаться? Что говорить?..

Поговорить с Женькой ему казалось очень важным. Она же пришла к нему, чтобы объяснить, что случилось! Стало быть, ей тоже важно с ним поговорить.

Он еще посидел на диване, прихлёбывая из кружки, а потом встал и пошел в комнату с книгами – просто так, чтобы пройти мимо кухни. Там разговаривали, и пахло оттуда упоительно. Он постоял возле голландской печки, раздумывая, куда бы ему еще пойти мимо кухни, ничего не придумал, хотел было заглянуть в «медицинскую». И не стал.

Не будет он смотреть, как собака медленно умирает. Хватит с него мышеловок и Женьки!

…Стану знаменитым писателем. Как Стиг Ларсен или Дэн Браун. Меня наградят всеми наградами и вручат Нобелевскую премию. Я буду произносить нобелевскую речь. Кажется, она называется лекция. В Голливуде по моим романам поставят фильм и дадут за это «Оскара». И вот я во фраке, на лимузине подъезжаю к красной дорожке. Кругом папарацци, камеры, вспышки!.. Дамы в вечерних платьях, джентльмены в лакированных ботинках. Оцепление, заграждение, вертолет висит, оттуда тоже снимают и фотографируют! И вот я выхожу – один, во фраке, в лакированных ботинках, а за оцеплением Женька!.. И она оттуда зовет меня, а я…

– Петька, что ты бродишь? Идём, остыло всё!

Алла Ивановна схватила его за руку, потащила, и он пошел, потому что в этот момент он был вовсе не на кордоне «полста-три», а на красной дорожке, готовился к церемонии вручения «Оскара».

На кухне он сел на «своё» место, никем не занятое, и Зоя Петровна молча поставила перед ним тарелку с огромным куском пирога. Он откусил – есть хотелось страшно, а дадут ли поесть на «Оскаре», еще неизвестно!.. Там бывает банкет?..

– Слышь, Марк, – говорил Сергей Васильевич, жмурясь на пирог, которого еще оставалось порядочно, – а как бы мне в болельщики записаться, а?.. Я бы съездил! Супруга-то меня наверняка отпустит, когда я ей скажу, что меня сам Ледогоров приглашает. Она меня никуда не пускает, у нас огород! Зато вся семья за тебя болеет, ты что!..

– Купите билет на соревнования, – язвительно ответила Марина, хотя Сергей Васильевич обращался вовсе не к ней, – и пожалуйте на общих основаниях!.. Можете даже вместе с супругой!

– Да наверняка у него свои болельщики есть, которых на финиш допускают! Ух, я бы там за тебя болел! Павел Николаевич, дорогой, нельзя пристроиться к вам?..

– Да можно попробовать…

– Во! Вот это разговор! Я тебе потом телефончик свой черкну, так ты не забудь меня, позвони!.. Мне бы хоть на одну гонку своим глазами посмотреть! Да еще в Сочи! Когда это еще у нас Олимпиада будет, ведь не доживу! А тут такое дело.

– Я тоже поеду, – вступил Степан. – Только мне не надо ничего, я сам по себе привык. Так свободней.

– Ты по олимпийским соревнованиям ездишь, Стёпа? – продолжала язвить Марина.

– По-всякому бывает, – весело отвечал Степан. – Куда они, туда и мы!..

– Кто «они»?

– Да все! – Степан махнул рукой. – Люблю ездить. Привык на работе. Я всё время в командировках. Помню, полетели как-то на Крит, там одна радиостанция большой концерт устраивала. Звезд пригнали целый самолет!.. А одна дурёха – звезда тоже – всегда на публике с букетами появляется. Куда бы ни пришла, в руках у неё такой огромный букет, и всегда розы. Ну, вроде бы от поклонников, хотя какие там у неё поклонники!.. Вот она с букетом придёт, её сфотографируют, и она букет топтуну своему отдает, охраннику, который рядом торчит, забери, мол, мешает, надоели букеты эти. А тут вдруг она ему отдает, а парень – новый какой-то был – берет у неё букет и при всех: с вас пять тыщ семьсот рублей, доставка сказала! А кругом камеры, журналисты! Она как начала его прямо букетом по голове лупить! Камеры снимают, топтун руками закрывается, все ржут!..

– Потеха, – поддержал Кузьмич.

– Не то слово.

– Давайте ещё налью, ребята. Передавайте кружки.

Петечка вытянул остывший глинтвейн и сунул Алле свою кружку. После горячего сладкого вина и пирога казалось, что всё не так страшно. Обойдётся как-нибудь.