Рок-н-ролл со смертью - Борис Седов

– Поверни самолет обратно, Мартынов…

– Я не Примаков. Правило четвертое: как вести себя за рулем. И это самое важное правило для русских эмигрантов. Запомни его, девочка, если не хочешь по пять раз в день попадать в полицейский участок и заслужить досье длиною в милю! Не выходи из машины, когда тебя останавливает штатовский гаишник! О, сколько правильных пацанов портило себе после этого одежду от Армани! Если тебя стопорит козел в фуражке-восьмиклинке, прижмись к обочине, выключи зажигание и положи руки на руль! И не надо тут же выходить из машины и спрашивать: «А в чем, собственно, дело, товарищи?» Твои действия будут расшифрованы головным мозгом копа как попытка напасть на него, пойдет в ход пистолет и прочее, что уложит тебя на асфальт!

И упаси тебя бог предлагать этому придурку деньги. Года два тюремного заключения будут обеспечены.

И не двигайся по крайней левой полосе – она только для обгона.

– Что же там можно?

– Можно обманывать. Американцев вообще и полицию в частности можно обманывать, девочка! Их можно плющить, как лохов, потому что, создавая законы, они совершенно не думают над тем, как их применять, если их нарушил умный русский. Однажды на автостраде я двинулся на машине задним ходом, не посмотрев в зеркало, и тут же врезался в «Форд». Приехали менты, и америкашки стали показывать на меня пальцем. Но я объяснился, и мне была выплачена страховка.

– И как ты объяснил необъяснимое? – прищурившись, полюбопытствовала Маша.

– Я сказал полиции, что ехал прямо, а «Форд» не рассчитал дистанцию и врезался в меня сзади. Менты поверили. И знаешь, почему? Потому что движение на автостраде задним ходом запрещено, и им даже не пришло в голову, что я могу поехать задом.

– Послушай, правильно ли я поняла – в Америке нужно делать все наоборот, то есть не так, как ты поступил бы в России?

Мартынов замялся.

– Видишь ли… На родине людей, подписавших декларацию о независимости, очень много непривычных для русского уха и глаза законов. Вот, к примеру, штат Висконсин. Там женщине нельзя ходить одной по улице. Если ты одна, значит, у тебя нет мужчины. Пристанут. Пристанут и изнасилуют. И местный судья признает действия преступников правомерными.

По округлившимся Машиным глазам Мартынов догадался, что он на верной дороге. Еще минут пять разговора, и можно будет хохотать.

– В штате Коннектикут, если ты содержишь кошку, она обязательно должна иметь устройство, обозначающее ее присутствие на дороге. Это поясок с аккумулятором на спине, от которого направлен провод. На кончике хвоста расположен стробоскоп. Видела, наверное, такие на машинах стоят у ваших «думцев». Хотели еще заставить и «крякалки» к стробоскопам добавить, но больно уж тяжелое устройство получается, кошке не под силу. «Крякалки» Буш отменил. Приказал дорожным полицейским всех котов останавливать, «крякалки» скручивать, а хозяев штрафовать… Так вот, когда кошка в ночное время идет по дороге с гордо поднятым хвостом, ее хорошо видно водителям транспортных средств… Впрочем, поскольку Америка демократичная страна, то если у тебя нет денег на аккумулятор, ты можешь вместо стробоскопа закрепить банальный светоотражающий элемент. Но уже под хвостом. Однако в этом случае ты обязан предоставить в мэрию справку о доходах, подтверждающих такой выбор.

– Ты это серьезно?

– Ты запоминай, запоминай… Я тоже первое время из тюрьмы не вылезал из-за таких мелочей. Подобрал одну бесхозную Мурку на улице, потом срок мотал… Господи, а что со мной сделали в штате Мэн… Ты знаешь, почему этот штат так называется – Мэн?

Маша побледнела, и ее рука, лежащая на подлокотнике кресла, задрожала.

Мартынов похлопал ее по запястью.

– В Питере была? – Ну да…

– Америка моложе этого города на Неве на восемьдесят лет. Поэтому и ведет себя как малолетняя дурочка. В Нью-Йорке я расскажу тебе о последнем правиле, но сейчас лучше поспать. В Нью-Йорке сейчас двенадцать часов ночи, у нас столько же дня. Если мы будем жить «по Москве», то по прилете на берега Гудзона минимум неделя уйдет на акклиматизацию. В наших условиях это непозволительная роскошь, малыш. Мистера Малкольма нужно брать за шиворот в тот момент, когда у него мозги работают плохо, а у тебя голова свежа… Одну минуточку! – Мартынов жестом подозвал стюардессу: – Мисс, я хотел бы попросить у вас снотворное.

Засыпая, Маша думала о том, что жизнь не такая уж плохая штука, если рядом мужчина, знающий шесть основных правил поведения в жизни. И к тому же у него отличное чувство юмора…

Она дважды просыпалась, смотрела в иллюминатор. Ей очень хотелось пить, но она боялась позвать стюардессу, чтобы не разбудить Андрея. Ей не очень верилось в благополучный исход их предприятия. Он сказал – я приду к Малкольму и все улажу. Как Мартынов улаживает дела, ей было хорошо известно, и уже одно только это заставляло женщину тревожиться за их будущее. Быть может, если его сейчас не будить, он отдохнет и придумает что-нибудь получше своего первоначального плана? Быть может, обратится в ФБР?

Она не знала, что мысли Мартынова были далеки от ее предположений. Андрей думал совсем о другом. Маша спала в тот момент, когда он встал с кресла и, пробормотав подходящее для всех случаев универсальное sorry пассажиру у прохода, вышел из салона.

В служебном помещении он улыбнулся и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Этого можно было и не делать, поскольку поступать так вправе каждый пассажир. Но если быть учтивым, то американцы перестают подозревать тебя в чем-либо. Это главное правило игры на чужом поле, которую Мартынов вел уже несколько лет. Американцы – сложная нация, их мозг нафарширован условностями, возведенными в ранг стандартных величин. Если ты будешь их подозревать, тебя обязательно обворуют. Будешь бояться – обязательно изобьют. Продемонстрируешь презрение – сообщат в полицию как о неблагонадежном. Американцы услужливо стараются походить на тех, кем ты их представляешь.

А потому Мартынов, улыбнувшись стюардессе и подмигнув ей, получил в ответ шикарную улыбку и как бонус – одиночество у телефона спутниковой связи. Стоимость разговоров по нему входит в цену билета. И неважно, сколько времени ты будешь болтать с подружкой из Калифорнии, находясь на высоте тридцать пять тысяч футов над Австралией.

Набрав по памяти номер, Андрей еще раз просчитал время – не ошибся ли, делая аналогичные расчеты в кресле полчаса назад. Нет, все точно: в Новосибирске сейчас ровно десять часов утра.

– Слушаю вас, – раздался в трубке голос, от которого у Мартынова застучало сердце. Этот чуть хрипловатый и постоянно виноватый в чем-то голос подсказал Андрею, что директор детского дома Крутов снова находится в тяжелейшем материальном положении. У Крутова сейчас та же головная боль, что и всегда – чем кормить детей и во что их одевать в период между думскими выборами.

– Валентин Игоревич, это Мартынов. Вы помните меня?

– Как же, конечно помню! – отозвался собеседник, и по еще более усилившимся виноватым ноткам в его голосе Мартынов понял, что Крутов продал подаренный ему ноутбук, чтобы выручить денег и купить на них нечто более необходимое для детдома. – Вы премилый журналист из питерской «Полярной звезды», сделавший нам подарок!