Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

Подождав, пока затихнут его шаги, Симмий обратился к товарищам:

— Кто ему разболтал?

Все покачали головами.

— Филот узнал о нашем решении, стало быть, кто-то ему сказал.

— Я не говорил, клянусь, — заверил его Кресил.

— И мы тоже, — эхом откликнулись остальные.

— Теперь мы рискуем головой, — молвил Симмий. — Помните: не должно было просочиться ни единого слова, ни любимым, ни друзьям, ни братьям. А раз Филот узнал об этом, значит, знает и кто-то еще.

— Верно, — согласился Аристарх. — Что думаешь делать?

— Мы должны действовать немедленно.

— Ты хочешь сказать, что нужно убить царя прямо сейчас?

— Как можно скорее. Если то, что узнал Филот, дойдет до ушей Александра, мы пропали. Вы когда-нибудь видели македонский суд над государственными изменниками? Я видел. И казнь тоже. Войско разрывает осужденного на части. Постепенно.

— Так значит, когда? — спросил Гектор из Фермы.

— Завтра, — ответил Симмий, — пока Филот не разузнал прочие подробности. А когда Александр будет мертв, Филот уже не сможет отступить и разделит с нами ответственность. Что касается Пердикки, Птолемея, Селевка и прочих, тут будем действовать по ситуации. Почти все они люди рассудительные. А сейчас слушайте меня внимательно, потому что малейшая ошибка может нас выдать и привести к страшному концу. — Он обнажил меч и стал чертить знаки на утоптанной земле. — Завтра царь открывает новый театр, он хочет, чтобы Статира посмотрела на выступление Фессала в «Молящих». Он выйдет из дворца Сатибарзана и пойдет по этой дороге мимо лавок торговцев пряностями. Добравшись досюда, он свернет на улицу, ведущую к театру, и пройдет между двух рядов педзетеров фаланги, оказывающих ему почести и отделяющих от толпы. Это и будет наш момент.

Симмий воткнул меч в землю и по очереди посмотрел в глаза каждому из заговорщиков.

Кибелину вместе с его другом Агирием удалось протолкаться в первый ряд, и он с тревогой сбоку смотрел на царя, который шагал в окружении своих друзей и командиров боевых частей. Среди них шел и царевич Аминта.

— Я не вижу Филота, — сказал мальчик, так и не отыскав его среди свиты Александра.

— Думаешь, он его предупредил? — спросил Агирий.

— Наверняка, — ответил Кибелин. — Он выслушал меня очень внимательно и сказал, чтобы я не беспокоился. Все будет хорошо.

— Но когда, по-твоему, они хотят устроить покушение?

— Не знаю. Когда я подслушивал, на улице было шумно и мне не удалось расслышать хорошенько, но, кажется, они собирались привести свой план в исполнение еще до того, как войско выступит в Бактрию.

— Смотри, — заметил Агирий, указывая на голову свиты. — Вон царь с царевной Статирой, а вон его товарищи. Но там я тоже не вижу Филота.

— Возможно, он сегодня на задании: я слышал, что другой сатрап, Барзаент, бродит у подножия гор с вооруженными бандами саков и гедросцев. Возможно, Филоту приказано заняться им.

— Возможно…

Теперь царь приблизился, и Кибелин вдруг ощутил прилив странного возбуждения. Без всякой причины его охватила дрожь.

— Что с тобой? — спросил Агирий. — Ты сам не свой.

Как раз в это мгновение его юному другу вдруг вспомнилось слово, услышанное им от одного из военачальников. Тогда оно показалось бессмысленным, а теперь вдруг прозвучало в уме, исполнившись страшного смысла: «Кшаярса гадир» — «Ворота Ксеркса». Так вот же они! У него за спиной, наверху башенки над порталом откуда-то появились три лучника… Они прицелились. Мальчик отчаянно бросился вперед, протолкался через шеренгу педзетеров и закричал:

— Покушение на царя! Покушение на царя! Спасайте его!

В то же мгновение вылетели стрелы, но Птолемей и Леоннат уже подняли щиты и железной броней прикрыли незащищенную грудь монарха. Пердикка проорал во всю силу своих могучих легких:

— Схватить этих людей! — и послал на Ворота Ксеркса отряд штурмовиков.

Эти слова эхом отдались в уме Александра, оживив воспоминание и разбудив затихший кошмар — образ царя Филиппа, падающего в багровую лужу с кельтским кинжалом в боку. Рядом он услышал голос Статиры, выкрикивающей непонятные слова, а потом поднялся настоящий вихрь воплей, сухие приказы, бряцанье оружия, тяжелый топот конских копыт, но перед глазами Александра неизменно оставались кровь и пепельно-бледное лицо умирающего Филиппа.

Его привел в себя голос Птолемея:

— Этот мальчик спас тебе жизнь. Это мужественный и преданный молодой оруженосец, его зовут Кибелин.

Александр посмотрел на него: с тонкими чертами лица, хрупкого телосложения, с большими ясными глазами. Мальчик дрожал с головы до ног, потупившись, чтобы не выдать своих чувств.

— Откуда ты, мальчик? — спросил царь.

— Из Эвноста. Это такая деревня в Линкестиде, государь, — сумел пробормотать тот.

— Ты спас мне жизнь. Спасибо. Я прикажу наградить тебя за верность. Но скажи, откуда ты узнал, что кто-то хочет убить меня?

— Государь, я говорил об этом с командующим Филотом, и он, конечно, рассказал тебе, что…

Кибелин замолк и смущенно огляделся, заметив недоумение на лице царя и всех его товарищей.

Царский секретарь, Евмен из Кардии, подошел к Кибелину и положил руку ему на плечо.

— Ладно, мальчик, пойдем отсюда. Ты расскажешь нам все с самого начала.

Взволнованный и возбужденный ролью спасителя царя, Кибелин рассказал в мельчайших подробностях все, что знал о заговоре. Сообщил и то, как он предупредил Филота, который обещал немедленно сообщить все царю.

Когда он закончил, Евмен похлопал его по плечу и сказал:

— Молодец, ты сослужил всем нам хорошую службу. Отныне царь Александр назначает тебя командиром всех царских оруженосцев со всеми выплатами и регалиями, полагающимися этому званию. Кроме того, ты получишь один талант серебром, который сможешь оставить при себе или отослать своей семье, целиком или частично. А теперь иди отдохни: этот день был для всех нас насыщен событиями.

Мальчик, взволнованный, удалился и побежал к своему другу Агирию сообщить новость, уже предвкушая, как будет отдавать приказы и назначать наказания всем тем товарищам, которые до сих пор смеялись над ним.

Александр же распорядился немедленно арестовать Симмия из Неаполиса, Гектора из Фермы, Кресила из Метона, Менекрата из Мегаполиса, Аристарха из Полиакмона, Агесандра из Левкопедиона, а также командующего Филота и царевича Аминту Линкестидского, после чего уединился в своем дворце, не желая никого видеть.

Селевк, Птолемей и Евмен решили поговорить с Гефестионом — единственным, кого царь мог принять в этот трагический момент. Друзья нашли его к вечеру у него в доме.