HHhH - Лоран Бине

«Более высокий из двоих, Ян Кубиш, был двадцати семи лет от роду и ростом 180 сантиметров. У него были светлые волосы и глубокие серые глаза, которые пристально смотрели на мир из-под резко очерченных бровей. Уголки его твердого рта были насмешливо приподняты, и это придавало его лицу властный вид…» Ну и так далее. Лучше остановлюсь. Жаль, что Берджесс тратил время на подобные клише, потому что у него, разумеется, было полным-полно документов. Еще я обнаружил в его книге две вопиющие ошибки: во-первых, он называет жену Гейдриха Ингой, тогда как ее звали Лина, а во-вторых, упорно видит «мерседес» зеленым, хотя машина была черной. Кроме того, мне показались сомнительными некоторые детали, которые, подозреваю, Берджесс просто выдумал, как, скажем, «семь выжженных раскаленным железом за три года до описываемых событий маленьких свастик» на ягодицах Кубиша. Но вместе с тем я многое узнал о жизни Габчика и Кубиша в Праге в те месяцы, что предшествовали покушению. Надо сказать, что у Берджесса было, по сравнению со мной, большое преимущество: через двадцать лет после убийства он мог встретить еще живых свидетелей. Некоторые и впрямь выжили.

147

Ладно, короче, они прыгнули.

148

По словам Эдуарда Юссона[214], известного историка, который пишет книгу о Гейдрихе, все с самого начала пошло вкривь и вкось.

Габчик и Кубиш выбросились слишком далеко от места, где предполагалось их приземление. Они должны были оказаться поблизости от Пльзеня, а оказались… в нескольких километрах от Праги[215]. Скажете, что, в конце-то концов, их цель – Прага, значит, они даже выиграли время? Вот по таким замечаниям и видно, что вы ничего не понимаете в подпольной работе! Связные чешского Сопротивления ожидали их именно в Пльзене, и ни единого пражского адреса у них не было – проводить их в столицу должны были люди из Пльзеня. Да, они оказались в окрестностях Праги, и в Прагу в итоге им и надо было попасть, но только через Пльзень. Они, как и вы, чувствуют, до чего нелепо делать такой крюк, тем не менее это необходимо.

Нет, пожалуй, пока не чувствуют. Почувствуют, когда им скажут, где они находятся, а сейчас у них нет об этом ни малейшего представления. Они на кладбище, они не знают, куда деть парашюты, и Габчик хромает, потому что повредил ногу, ступив на родную землю. Они идут, не зная, куда идут, они оставляют следы. Они наскоро забрасывают парашюты снегом, они знают, что скоро рассвет, что они в опасности и что им необходимо укрытие.

Они находят себе убежище в каменном карьере – точнее, в пещере у заброшенной каменоломни. Теперь они защищены от холода и снега, но не от гестапо. Понятно, что задерживаться здесь нельзя. Чужие в родной стране, заблудившиеся, раненые… Конечно, их уже разыскивают те, кто не мог не услышать рева моторов самолета. И они решают ждать – а что еще делать? На что они надеются, всматриваясь в карту? Найти там этот маленький каменный карьер? Их миссия может завершиться, едва начавшись, а если представить себе, что их никогда не найдут, то, значит, даже и не начавшись.

Но их находят.

Их находит на рассвете местный лесник. Ночью он услышал прямо над домом рокот моторов «галифакса», выглянул посмотреть, что это там такое, обнаружил в снегу парашюты, прошел по следам… Вот он входит в пещеру. Говорит: «Добрый день, ребята…» Потом кашляет.

По мнению Эдуара Юссона, все с самого начала пошло вкривь и вкось, но ведь и удача им улыбается. Лесник – человек хороший, порядочный, он им поможет, хоть и знает, что рискует жизнью.

149

И, начиная с лесника, потянется длинная цепочка бойцов Сопротивления, которая приведет наших героев в Прагу, в квартиру Моравцовых.

Семья Моравцовых состоит сейчас из отца, матери и младшего сына, Аты, старший сын – пилот «спитфайра» в Англии. Они просто однофамильцы Франтишека Моравца, который командировал парашютистов в Прагу, между ними и полковником нет никаких родственных связей, но они так же, как глава чехословацкой разведслужбы в Лондоне, борются с немецкими оккупантами.

И не только они. Габчик и Кубиш встретят на родине немало простых людей, готовых рискнуть жизнью, чтобы прийти им на помощь.

150

Битва была проиграна заранее. Я не могу рассказывать историю такой, какой ей следовало быть. Все это скопище персонажей, событий, дат, это бесконечное разветвление причинно-следственных связей и эти люди, эти настоящие люди, которые по-настоящему существовали – со своими жизнями, своими поступками, своими мыслями… – я могу лишь едва их коснуться. Одно цепляется за другое, и я никак не могу выкрутиться, потому что стену Истории все больше и больше опутывает плющ причинности, а это обескураживает.

Смотрю на карту Праги, где точками обозначены квартиры людей, которые помогали парашютистам и давали им приют, людей, которые – почти все – заплатили за это жизнью. Мужчины, женщины и, конечно, дети. Семья Сватошовых у Карлова моста, семья профессора-подпольщика Огоуна поблизости от замка, семьи Новаковых, Моравцовых, Зеленковых, Фафковых – они жили восточнее… Каждый член каждой семьи заслуживает отдельной книжки, где было бы рассказано все – от его прихода в Сопротивление до трагической развязки в Маутхаузене. Сколько забытых героев на обширном кладбище Истории!.. Тысячи, миллионы Фафеков и Моравцов, Новаков и Зеленок…

Мертвые мертвы, и мертвым совершенно все равно, воздадут им почести или нет. Зато для нас, для живых, это кое-что значит. Память абсолютно бесполезна для тех, кого чтит, она служит тому, чья она. С ее помощью я упорядочиваю свою жизнь, ею я утешаюсь.

Ни одному из читателей не запомнить этого списка имен, да и зачем ему такой список? Для того чтобы какие-то сведения удержались в памяти, их надо сначала превратить в литературу. Противно, но ведь это так. Я уже знаю, что только Моравцовы и, может быть, Фафковы найдут себе место в структуре моего рассказа. Сватошовы, Новаковы, Зеленковы и многие другие, чьих имен я не знаю, вернутся в забвение. Только ведь имя – это всего лишь имя. Я думаю о них обо всех. Я хочу говорить с ними. А если никто меня не слышит, ничего страшного – ни для меня, ни для них. Может быть, когда-нибудь потом кто-то, кому понадобится поддержка или утешение, напишет историю Новаковых и Сватошовых, Зеленковых или Фафковых…

151

8 января 1942 года Кубиш с хромающим Габчиком впервые ступают на священную землю Праги, и, я в этом уверен, барочная красота города приводит их в восхищение. Тем не менее перед ними сразу же встают три главные проблемы подпольщиков: место жительства, пропитание и бумаги. Разумеется, в Лондоне им выдали фальшивые удостоверения личности, но этого далеко не достаточно. В Протекторате Богемии и Моравии сорок второго года жизненно необходима возможность предъявить разрешение на работу, а главное – если кто-то увидит, что они шатаются среди бела дня безо всякого дела по улицам (а такое с Габчиком и Кубишем в следующие месяцы случится не раз), надо будет указать вескую причину, почему они бездельничают. Для решения проблемы местные участники Сопротивления обратились к доктору, который лечил больную ногу Габчика. Доктор же не просто помог раздобыть в районной больничной кассе трудовые книжки для парашютистов и, поставив Габчику диагноз «язва двенадцатиперстной кишки», а Кубишу – «воспаление желчного пузыря», выдал им медицинские справки о том, что они не могут работать, так еще и договорился со знакомым врачом-экспертом, что тот будет еженедельно подтверждать их нетрудоспособность и делать отметки об этом в документах. Теперь все было в порядке, деньги у ребят тоже были, оставалось найти жилье. И тут они снова не без радости убедились, что людей доброй воли хватает даже в самые черные времена.