Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский

преследование Мины. Наконец, Крывиха с жаром рассказала историю странной ночи в том виде, как это ей передала умирающая Бертоха.

Рыкса слушала внимательно, с сухими глазами, внешне совершенно хладнокровная. Когда Крывиха под конец рассказа упомянула о песне, ходившей в народе, княгиня велела ее перевести, но и песня не довела ее до слез.

Крывиха, бия себя в перси, клялась, что все переданное она слыхала лично от одной из самых виновных.

Рыкса спросила еще про Мину, но о ней ходили разные слухи; наиболее вероятным казалось ее бегство в Бранденбургскую мархию.

Долго тянулись расспросы, так что и князь вернулся с охоты. Юта хотела раздеть княгиню и уложить ее спать, но Рыкса поджидала мужа, желая его повидать, и осталась в том же костюме.

На лице ее была видна решимость, пугавшая Юту.

Едва лишь топот засвидетельствовал возвращение князя, Рыкса галереей направилась к нему в комнату, где он обыкновенно ужинал после охоты.

Войдя, она увидала, что Пшемыслав только еще раздевается. Она со спокойным выражением лица медленно подошла к нему.

Князь, взглянув на жену, понял или даже, вернее, почувствовал, что она пришла неспроста.

Поздоровавшись, она села на скамью присутствовать при ужине; слуги живо подавали.

Князя немного смущала эта настойчивость; он советовал ей уйти и подождать в другой комнате, но Рыкса не послушалась. Поэтому Пшемко быстро поужинал, предчувствуя, что предстоит разговор, и сейчас же велел уйти придворным и прислуге.

Рыкса терпеливо дожидалась. Когда наконец они остались одни, она встала и с детской своей серьезностью заявила:

— Здесь нам могут помешать. Мне надо поговорить с вами наедине. Пойдем в вашу комнату.

— Сегодня поздно, — ответил, колеблясь, Пшемыслав, — отложим лучше разговор до завтра.

— Нет, — возразила Рыкса. — Я хочу сегодня поговорить с вами. — И не дожидаясь ответа, пошла в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.

Пшемыслав принужден был последовать за ней. Став посередине, Рыкса повернулась к нему, как судья к обвиняемому, испытуя его взглядом.

Она готова была заговорить, но ей не хватило голоса; приложила руку к груди и этим напомнила Люкерду; князь с испугом отступил.

Рыкса долго и внимательно всматривалась в него, ее глаза, казалось, проникали в душу.

— Я хочу узнать от вас настоящую историю Люкерды, — промолвила решительно. — Ее скрывали от меня, а я не люблю тайн. Это темнота, а я люблю свет и солнечный день. Скажите мне правду!

Пшемыслав сначала покраснел от гнева и хотел было вспылить, но сдержался.

Ничего не ответив на решительный вызов своей жены, он отошел в сторону и бросил шумно на скамью нож, висевший у пояса.

На Рыксу не подействовало ни это движение, ни молчание, ни грохот.

— Если вы не захотите рассказать, — прибавила, — мне придется верить людям, которые говорят…

— Что же мне говорить? Что? — вспыхнул князь. — Люди меня обвиняют, плетут небылицы. Я не виновен и могу лишь твердить одно: я не виновен!

— Люкерда не умерла сама, — ответила Рыкса. — В чем же вас люди обвиняют? Откуда эти басни? Какие это песни о ней поют?

— Песни! Глупая толпа! Глупые песни! Какое значение имеют трактирные стихи!

Пшемыслав, говоря это, сердился и метался. Рыкса следила за ним.

— Скажите же мне правду, — прибавила она. — У вас была какая-то любовница, я знаю. Не понимаю, — тут гордо усмехнулась, — как это могло ее касаться! У вас у всех любовницы, но что общего с ними у жены и княгини?

Она повела плечами и презрительно надула губки.

— Как же могла какая-то девка захотеть равняться с княгиней? Предъявлять какие-то права? А вы, как вы могли допустить это?

— Знаете все, — перебил сердито Пшемыслав, — зачем же спрашиваете меня? Наслушались уже басен, наплели вам услужливые бабы. Верьте им, если вам угодно.

— Я хочу узнать правду именно от вас, чтобы не быть принужденной верить им, — холодным тоном ответила Рыкса. — Ну говорите.

Пшемыслав сделал несколько шагов по комнате. При взгляде на это живое привидение, стоявшее перед ним с холодным испытующим взглядом, он чувствовал всякий раз дрожь.

— Чего же ты хочешь? — закричал в отчаянии. — Я и сам хорошенько не знаю, что и как случилось! Люкерда тосковала по родине, ничем нельзя было ее удовлетворить. Плакала, умирала от слез. Меня отталкивала, терпеть не могла.

— А вы?

— И я в конце концов должен был ее возненавидеть, — ответил Пшемыслав. — Не затем муж, как я, берет жену, чтобы она наполняла ему дом ежедневным плачем. У меня не было детей, не могло быть, я с ней не жил.

Рыкса стояла неподвижно, не сводя с него глаз; слушала, не перебивая. Пшемыслав, взволнованный воспоминаниями, все больше и больше увлекался.

— Меня и себя мучила! — воскликнул он.

— Почему же ты не послал ее обратно к отцу?

Пшемко мотнул головой.

— Ведь она просила об этом…

— В песне, — перебил хмурый князь. — Мне никогда ничего не говорила… Я почти и не слышал ее голоса. Ее возненавидели слуги, к ней скверно относились придворные… убили ее.

Брови Рыксы нахмурились, она дрогнула.

— А вы, который здесь властвуете, дозволили…

Пшемыслав развел руками.

— Да, — сказал, — виновен, хотя и не виноват. Но, клянусь Христом, я не приказывал и не знал об убийстве!

— Несчастная, слабая, пугливая женщина! — промолвила Рыкса. — Я, я была бы иной на ее месте.

Пшемыслав поднял глаза. Она стояла спокойная, печальная.

— На ее месте я бы приказала казнить этих баб. Служанки-рабыни, чтобы осмелились поднять руку на меня! Не говорите мне, что вы не виноваты. Зачем вы дали ей таких служанок и держали их?

Пшемыслав бессмысленно повторил:

— Не виновен я!

— Виновны, — возразила Рыкса, — так как в вашем замке, под боком хозяина, ничто не может произойти без его воли!

Оба умолкли. Рыкса белой рукой погладила золотые волосы, отошла от мужа и села на скамью.

Разговор, который он считал законченным, для нее только начинался. Она не обращала внимания, что муж хотел от нее отделаться.

— Да, вы виноваты, — прибавила, — но виновата и она! На ее месте королевна Рыкса поступила бы иначе.

Они взглянули друг на друга. Молодая женщина взяла в рот конец кружева и грызла его зубками.

— Итак, я знаю все, что было, — сказала, — но видите, что я не боюсь. Я дочь отца, который привык воевать с родными; я готова воевать с собственным домом. Меня здесь прислуга не убьет, так как я велю их убивать за один лишь дерзкий взгляд. А захочешь завести любовницу — ничего не скажу! Но чтоб этой грязи не было в замке! Прочь с ней в хлев!

Князь слушал молча. Она медленно встала.

— Да,