Эйфория - Лили Кинг

– Фен плохой человек. – И на случай, если я не понял, повторил на пиджин, а я и не знал, что он на нем говорит: – Эм ногут мэн.

Я согласно кивнул, но мальчика это не успокоило, и он опять перешел на английский:

– Он ломать ее.

И это оказалось правдой. Поздно, слишком поздно я подсчитал сломанные вещи: ее колено, ее очки, ее пишущая машинка.

Я отплывал, а Малун стояла на берегу в коричневых туфлях Нелл, Сали повесила на шею ее платье, как голубой шарф, мужчины же так и застыли на обрыве.

Текет оттолкнул катер от берега. Мы прокричали друг другу прощальные слова. Ни один из нас не думал, что мы прощаемся надолго, и так оно и вышло. Я еще много раз возвращался к киона.

Минтон развернул катер, и мы медленно двинулись в обратный путь. Я решил, что дам телеграмму матери, попрошу денег и прямо из Сиднея отправлюсь в Нью-Йорк. Я не стану ждать. Лодка набрала скорость и стремительно нырнула в первый канал.

– Не слишком гостеприимное племя, а? – сказал Минтон. – Эти туземцы на берегу выглядели так, будто им проще сдохнуть, чем дать вам хоть полшанса.

28

?/3 Я все-таки сделала это. Она лежит на глубине добрых пяти футов под килем. Прячусь здесь, в библиотеке третьего класса, выжидаю время. Удивительно, но корабль был местом нашей встречи, а теперь стал местом нашего разрыва. Пускай бесится. Пускай бесится за океаном. Но в одиночестве. Завтра в Адене я сойду на берег. Вернусь в Сидней. Он мое вино и мой хлеб и глубоко в моем животе.

29

Вернувшись в Сидней, я узнал, что в ближайшие две недели парохода не будет, потому бессмысленно метался, устроил себе нечто вроде кабинета в “Черном опале”, но так и не сел за работу. Зачастил в паб “Кот и скрипач”, просиживая там целыми днями. Мать прислала еще денег, но я не признался, что пробуду с ней всего пару дней, пока судно стоит в Ливерпуле, а потом поплыву дальше, в Америку.

За день до отплытия я собрался с духом и решил еще раз посмотреть живопись на коре в художественной галерее. Просто хотел пройтись там, где мы ходили, постоять там, где мы стояли. Сейчас она уже, наверное, добралась до Европы, прикидывал я. Даже прошел мимо аптеки, где покупал пластырь, мимо ресторана из “Нью-Йоркера”. В холле галереи кто-то окликнул меня по имени.

– Ну надо же, мы приняли ванну.

Миссис Свейл, моя соседка за ужином у Айнсов. Она подхватила меня под руку и начисто забыла о своих спутниках. Я чувствовал ее запах – не влажный аромат трав женщин киона или Нелл в тот день, когда я встретил ее, но искусственный запах, который призван скрыть следы всего живого.

Мы поднялись по лестнице на выставку. Миссис Свейл тут же начала расспрашивать: как давно я здесь, когда уезжаю, неужели завтра, а не мог бы я поменять билет? И у самого входа в зал посмотрела на меня внимательно и печально, я и не предполагал, что ее лицо способно быть настолько серьезным.

– Меня так огорчило известие о жене вашего друга.

– Что вы имеете в виду? – Губы мгновенно перестали слушаться. Да все тело стало чужим.

Испуганно прикрыв ладонью рот, она качнула головой и, коротко вздохнув, сказала, что ей ужасно жаль, сказала простите, она думала, что я все знаю.

– Знаю что?! – крикнул я на весь зал.

Кровотечение. Перед самым прибытием в Аден. Миссис Свейл накрыла мою руку своей, а я едва сдержался, чтобы не отшвырнуть ее к чертям.

– Вы знали, что она была беременна?

– Близнецы, – выговорил я, отворачиваясь. – Она думала, что это могут быть близнецы.

Прямо из музея я пошел к Клэр. Ее не было, и я несколько часов проторчал в ее огромном доме, слушая, как бьют часы, и лают псы, и слуги переругиваются яростно, словно весь мир в огне. Она наконец появилась и, увидев мое лицо, выронила свои пакеты и велела подать виски. У меня была смутная надежда, что Изабель Свейл, с ее убогими мозгами, все неправильно поняла, но Клэр мгновенно развеяла сомнения.

– Кровотечение не смогли остановить. – Она помолчала, оценивая, в состоянии ли я дослушать продолжение. Я выдержал ее взгляд и даже сумел вдохнуть. – Самое жуткое, что Фен настоял на похоронах в море. Ее родители в ярости. Думают, он что-то скрывает. Они подали в суд на него и на капитана судна. Это все ужасно. – Ей, судя по всему, уже наскучила история смерти Нелл.

Она налила мне еще выпить, и легкое движение воздуха, вызванное ее жестами, снова донесло до меня искусственный аромат здешних женщин. Ее муж, как она многозначительно подчеркнула, на несколько дней в отъезде.

Я хотел лишь, чтобы мне вызвали такси и доставили обратно в мою комнату. Но почему-то не мог попросить об этом и молча продолжал сидеть, глядя на стакан, прыгающий в моей руке, когда я пытался поднести его к губам. Дышать не получалось. Я вспоминал про то, как Фен и Нелл познакомились на пароходе. Мне трудно дышать – сказала она тогда. А потом я сорвался. Клэр, вовсе не южный тип, изо всех сил старалась успокоить меня, похлопывая по руке и ласково приговаривая, но едва я пришел в себя, усадила в такси и отправила обратно в город.

30

На пароходе, лайнере “Ведик”, я бродил по палубам, стоял у поручней, разговаривал только с морем. По временам мне казалось, что я вижу ее отражение в воде, как она сидит, скрестив ноги, и удивленно улыбается, словно я только что вошел в комнату. А иногда вода бывала черной, как космос, зловещей в своей бескрайности. Она была там. Я не знал, где именно. Фен швырнул ее в море. А она даже не умела плавать. И я не мог до конца в это поверить. Склонившись над поручнями, я дико орал и выл в пустоту. И плевать, кто меня слышал. Я надеялся, что Джон или Мартин, чьи голоса всегда звучали во мне, когда я разваливался на куски, придут на помощь, но они молчали, слишком страдая за меня или слишком испуганные, чтобы поддержать своими обычными шутками.

Мы вошли в Яванское море. Луна разбухла и налилась.

Когда-то, рассказывала мне Нелл, в племени мумбаньо жил мужчина, который захотел убить Луну. Он обнаружил, что каждый месяц у его жены течет кровь, и обвинил женщину в том, что та завела другого мужчину. Женщина рассмеялась и сказала, что все женщины замужем за Луной. Тогда я убью Луну, сказал мужчина, сел в свое каноэ и спустя много дней доплыл до места, где росло дерево, с которого Луна, привязавшись к верхней ветке веревкой из рафии, прыгал в небо. Спускайся – и я убью тебя, прокричал Луне мужчина, убью за то, что ты украл мою жену. Луна хохотал в ответ. Каждая женщина сначала выходит замуж за меня, сказал он. Так что это ты украл у меня эту жену. Мужчина разозлился еще сильнее и залез на дерево, до самой верхней ветки, и потянул за веревку из рафии. Луна не сдвинулся с места, и тогда мужчина полез по веревке к Луне. Но вскоре руки у него устали, и хотя он уполз далеко от дерева, к Луне так и не приблизился. Отпусти веревку, приказал Луна. И мужчина, у которого иссякли силы, выпустил веревку из рук, и шлепнулся прямо в свое каноэ, и уплыл домой, чтобы и впредь делить свою жену, как делают испокон века все мужчины, с Луной.