Запретная. Ты всё равно будешь моей - Катерина Лазарева

всё это. Аж греет. Хотя не подумал бы, что мне настолько может быть важно его мнение. Типа только ради Юли, но ведь, получается, нет. Каким бы жёстким он ко мне ни был или контролирующим к Юле, а всё равно что-то типа уважения вызывал с самого начала.

— Как бы не подумали, что им, — неловко и совершенно по-дурацки отшучиваюсь.

Странно, что Юля этому мило фыркает. А потом пододвигается ко мне ещё ближе.

— Да неважно, кто что думает, — мягким волнующим голосом заявляет она. — Я твоя.

У меня аж дыхание сбивается от такого тихого уверенного и чуть ли не гордого заявления. Юля такая решительная, невероятно милая, нежная… Смакую её слова, взгляд, прикосновения…

В итоге сам дар речи не сразу обретаю.

— Я же говорил, что будешь, — только и припоминаю довольно, обнимая ещё сильнее.

Хотя хочется, конечно, не только обнимать, а улечься с ней прямо здесь, зацеловать всю и затискать. Раздеть, чтобы кожа к коже, чтобы опять полноценно чувствовать друг друга, погрузиться… Особенно накрывает от мысли, что сейчас она бы позволила мне всё это.

И, чёрт возьми, это какая-то жесть, что сейчас нельзя.

— Ты был прав, — соглашается Юля с улыбкой в голосе.

Наклоняюсь, чтобы поцеловать — пофиг даже, куда, куда дотянусь. Покрываю мелкими поцелуями лицо, чувствуя её тихое и всё более сбивчивое дыхание. Хотя бы это можно. И это тоже кайф. Почти достаточный.

— Что там мудак, который на тебя ехал? — чуть позже вспоминаю, чуть отстранившись, чтобы видеть её лицо.

— Скрылся, но папа умудрился запомнить его номера и уверена, что уже занят именно им, — не без злорадства сообщает Юля. — Ему хана, — добавляет почти кровожадно, не представляя, насколько милее от этого становится.

— Пьяный, наверное, был, — мрачно подмечаю, вспоминая, как видел двигающего прямо на Юлю мудака.

Точнее, рожу его не видел, конечно, лишь машину. Но и этого более чем хватило, чтобы всё внутри чуть ли не умерло в один момент. Остались одни инстинкты. Хорошо, что успел…

Даже представить боюсь, что было бы в противном случае. От одной только мысли об этом крепче Юлю сжимаю, чуть ли не изо всех оставшихся сил. Она тоже обвивает меня руками, чуть дрожит. Напоминает одним только жестом, что сама тоже испытала нехилое такое потрясение, глядя на сбитого меня. Толком даже не помню, как там и что произошло; но всё равно пробирает осознанием и жутью. Слишком уж ощутимо Юля снова это переживает, не почувствовать невозможно.

Успокаивающе глажу. Ладно уж… Главное, что в итоге мы вот они, обнимаем друг друга.

— Тебе бы всё-таки домой и с папой помириться, — решаю вернуть нас в реальность, где проблемки совсем мелкие остались.

Кладу ладони ей на щёки, чуть лицо к себе приподнимаю. Юля смотрит в глаза сразу, с таким теплом и доверием, что прям нарывается на бесконечные поцелуи.

— Помиримся, но домой пока не пойду, — при этом умудряется упрямо возразить.

Усмехаюсь. Ладно уж, бессмысленно спорить. Да и не хочется, когда меня так беззастенчиво и жарко целуют. Хоть и нежно при этом, бережно.

Ну хотя бы с папой Юля помирится, уже хорошо — можно сказать, к компромиссу мы пришли.

Рука сама собой лезет по кофту Юли, и я почти чувствую мурашки  по её коже. А возможно, это моя ладонь так реагирует на соприкосновение с её талией, спиной, грудью через лифчик… Ощущение, будто вечность так не трогал девчонку. Необходима, как глоток воздуха. Нет, больше. Зарываюсь лицом ей в волосы, вдыхаю запах. Дышу им.

Юля тоже шевелит по мне руками, останавливая их только на спине. Причём так резко останавливает, что даже чувствую, как пальцы её слегка дрожат. И вспоминаю мгновенно, как она мягкими порханиями пальцев шрамы мне гладила, увидев их впервые.

Вздыхаю, чуть отрываюсь от девчонки. Тему придётся закрыть — тут без вариантов.

— Шрамы от приёмных, они забрали меня из детдома тупо чтобы использовать. Сначала ради бабок и льгот от государства, а потом, когда поняли, что их им недостаточно, начали меня эксплуатировать, — говорю как простые факты, хотя всё равно непроизвольно напрягаюсь. — В итоге сбежал. Это если вкратце, но давай без подробностей. Хочу стереть из воспоминаний эти три года жизни, — неохотно добавляю, понимая, что у Юли могут быть вопросы.

Слишком уж сжатая информация. Но ведь и без того в целом понятная?

— Хорошо, — глухо говорит Юля, а её ладони осторожно, но более уверенно двигаются по моей спине. Она чуть приподнимает голову, глядя на меня одновременно потерянным и внимательным взглядом. — А сколько тебе было?

— В одиннадцать забрали, в четырнадцать сбежал, — спокойно излагаю, мысленно благодаря девчонку за то, что и вправду не стала развивать тему.

А то ведь вижу по глазам, что ей очень много чего хочется сказать. Юле явно не всё равно — настолько, что аж сам в уме прикидываю, неужели так уж настрадался? Привычно воспринимать стал в какой-то момент всё происходящее со мной, не придавал такого уж значения. А теперь даже как-то волнуюсь слегка, так она смотрит…

— Убила бы их, — яростно заключает Юля.

Ухмыляюсь — вот вообще никаких сомнений. Пожалуй, сейчас эта милаха и вправду опасная, лучше никому не нарываться.

Хотя это, конечно, и трогает; но и не по себе, что она так переживает. Я вот уже давно нет. И, кажется, толком не парился никогда.

— Зато у меня была офигенная школа жизни, — неуклюже пытаюсь добавить оптимизма.

По сути, так ведь и воспринимал случившееся. Но и без недовольно поджатых губ Юли понимаю, что она это принимать отказывается. Через себя пропускает.

— Не надо этих школ… — почти всхлипывает, но взгляд быстро заменяется на решительный. — Всё, с тебя хватит, — говорит Юля с такой непоколебимостью, что аж теплее становится.

Чувствую, что не один. Даже острее, чем когда-либо — а ведь с самого начала отношений с этой девчонкой такое ощущение неоднократно охватывало.

— Ну раз ты так решила, то ладно, — тихо соглашаюсь, наклонившись так, чтобы поцеловать чуть открывшееся плечико Юли и скрыть улыбку.

Не хочу,