Калинова яма - Александр Сергеевич Пелевин

он тихо и размеренно погружался под воду. Ощущение нереальности происходящего вновь охватило его, когда оказалось, что он может спокойно дышать под водой и видеть, — правда, видеть было нечего.

Вместо музыки уши забило звенящей тишиной.

Вдруг перед глазами в темной воде возникло расплывчатое белесое пятно, и в этот момент что-то схватило его за руку и потянуло вниз.

Гельмут не сопротивлялся.

Пятно приблизилось, и тогда он разглядел, что это было женское лицо. Молодая светловолосая девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, невинно улыбалась и держала за руку.

— Хочешь со мной? Вниз? — раздался голос в его голове.

Это был голос Тихомировой. И ее лицо. Он узнал ее.

— Да, — беззвучно ответил Гельмут.

— Внизу хорошо, тепло и спокойно, — продолжил голос. — Это здесь холодно. А когда мы опустимся глубже, будет хорошо и тепло.

Она тянула его за собой еще ниже. Становилось легче и приятнее. Она притянула его за руку к себе, приблизила к нему бледное лицо и снова широко улыбнулась. И сказала:

— Меня убьет в конце июля немецкой бомбой. Из-за тебя.

Она отпустила его руку и оттолкнула ногой вниз.

Наступила абсолютная темнота.

Сквозь глухую, непроницаемую тишину сначала еле слышно, а потом чуть громче, а потом еще отчетливее раздавался стук вагонных колес.

* * *

ВЫПИСКА из протокола допроса подозреваемого в шпионаже

Гельмута Лаубе от 13 августа 1941 года

Вопрос. И все‐таки мне непонятно одно. Станция Калинова Яма. Что с вами произошло тогда?

Ответ. Я не знаю. Я уже говорил вам, что не знаю.

Вопрос. Вы помните, что делали?

Ответ. Да. Во всех подробностях.

Вопрос. Перед допросом вы ознакомились с отчетом о происшествии на станции. Все было именно так?

Ответ. Да.

Вопрос. Почему вы это сделали?

Ответ. Слушайте, я действительно не знаю.

Вопрос. Как вы чувствуете себя сейчас?

Ответ. Плохо.

Вопрос. Что вы чувствуете?

Ответ. Иногда мне кажется, что я до сих пор сплю. Я прекрасно понимаю, что это не сон. Но ощущение…

Вопрос. Могу вас заверить, что это не сон.

Ответ. А справку дадите?

Вопрос. Шутите. Это хорошо. Значит, приходите в себя.

Ответ. Никогда уже не приду.

Вопрос. У вас будет много времени, чтобы прийти в себя.

Ответ. Много времени? Вы же шлепнете меня сегодня или завтра.

Вопрос. Шлепнете? Набрались же слов, погляди‐ка. Гельмут, шлепнут вас сегодня‐завтра или нет — решать не вам. И даже не мне. Если вам интересно мое мнение, то я бы вас расстреливать не стал. Но посмотрим, посмотрим. Итак, вы признаетесь в том, что с сентября 1940 года вели разведывательную деятельность на территории СССР в интересах Германии?

Ответ. Да. С сентября 1940 года я вел разведывательную деятельность на территории СССР в интересах Германии.

IX

Чернота

Мне снится, будто женщина смотрит на меня, страшная женщина с черными глазами и черным лицом; и я не могу понять, есть ли глаза на этом лице, и она что-то шепчет мне, но я не могу разобрать ее голос. Она склоняется над моей кроватью и смотрит прямо в лицо: я не вижу ее зрачков, но знаю, что смотрит, она не может не смотреть. Я не хочу понимать ее шепот, потому что знаю, что она хочет сказать.

Я просыпаюсь, открываю глаза, а женщина продолжает смотреть.

Из рассказа Юрия Холодова «Бежевая ткань»

* * *

Из воспоминаний Гельмута Лаубе

Запись от 1 марта 1967 года, Восточный Берлин

Прекратив общение с отцом, я с головой окунулся в работу.

В Россию. В Россию!

Я думал, что это будет вершиной моей карьеры. Вот тут-то я покажу! Вот тут-то я развернусь!

О задании отправиться в СССР Отто Лампрехт сообщил мне в декабре 1939-го, после долгого периода наводящих вопросов и тонких намеков. Это не стало сюрпризом: я втайне ожидал наконец-то услышать подтверждение тому, о чем уже давно догадывался.

Мне пришлось обновить знание русского языка. За все годы, проведенные в Германии, я, разумеется, многое забыл, да и акцент мой изменился до неузнаваемости. Над этим пришлось хорошо поработать. Особенно весело было заново учить русские ругательства. За одно только это я был готов всей душой полюбить Россию.

Настораживало только одно: руководство не обозначало никаких сроков окончания операции. Слухи о возможной войне с Советами ходили уже давно, но никаких дат, даже приблизительных, никто не называл. Сама подготовка к внедрению длилась более полугода.

Работа была проделана титаническая. Мы перебрали уйму вариантов и остановились на наиболее логичном: отправиться в Тегеран и обратиться в советское посольство под именем журналиста Олега Сафонова, у которого некие хулиганы в темной подворотне отобрали деньги и документы. Тому поспособствовали усилия наших товарищей из германского консульства в Москве: они умудрились сделать так, что по документам я действительно существовал в советской системе еще задолго до внедрения! Мы знали, что контрразведка вероятного противника не дремлет и будет тщательно проверять все бумажки: вот, получите, распишитесь.

Мне пришлось изучить свою новую биографию, которая, в общем-то, не сильно отличалась от настоящей. Да, родился в Оренбурге, переехал в Петроград, застал там революцию, потом переехал в Москву, писал под псевдонимом для журнала «Красная Новь». Наверное, точно так же я мог жить, если бы отец не решил перебраться в Берлин.

Я никогда не испытывал такого подъема и такого воодушевления, как в эти полгода перед внедрением. Было ли вместе с тем страшно? Да.

Мне пришлось перечитать ворох советской прессы, чтобы научиться писать в таком же стиле по-русски. В качестве тренировки я даже написал несколько статей о соцсоревнованиях в Подмосковье и о каких-то совершенно непонятных колхозах. Получалось неплохо.

К маю 1940 года я уже чувствовал себя почти русским. Это было удивительное ощущение. К Испании я почти не готовился, поскольку мне не надо было никуда внедряться, а для Польши мне не нужно было хорошо говорить на местном языке — по легенде я родился и вырос в Германии. Готовясь к работе в России, я впервые в жизни целиком облачился в шкуру другого человека.

По своему опыту перевоплощения я мог бы написать книгу «Как стать русским за полгода». Но в конце добавил бы: никак.

Но так и не превратившись окончательно в русского, на долгие годы я перестал быть немцем.

Это был почти год работы в СССР и десять лет лагерей. Одиннадцать лет я провел в России. Может быть, в лагерях я стал русским? Может быть. Стал ли я снова