Убийство на острове Мюстик - Энн Гленконнер

Он чувствует на спине тепло ладони Лили, но боится смотреть ей в глаза.

– Твой начальник, Соломон, принял неправильное решение. Ты сделал все, что мог.

– Я допустил, чтобы она умерла. Меня до сих пор не покидает ощущение, что нужно уволиться из полиции; я перевелся сюда в надежде, что смогу принять решение…

Ладонь Лили все еще лежит на его спине.

– Прости себя. Все на Мюстике видят, какой ты порядочный человек и как велико твое желание делать добро. Пусть это будет на его совести, а не на твоей.

Спокойная уверенность Лили наконец-то пробивает броню Соломона, и его взгляд проясняется.

Лодка раскачивается, и я сдерживаю приступы морской болезни; паника постепенно отпускает меня по мере того, как я концентрируюсь на том, чтобы выжить. Я даже не могу закричать. Та же мокрая тряпка затыкает мне рот, затрудняя дыхание. Вероятно, убийца ушел далеко от Мюстика, чтобы избавиться от моего тела, как от тела Томми Ротмора.

Он обращается с моим телом, словно это груз, – то ставит вертикально, то валит на днище. От неожиданного удара мое бедро пронзает боль, но мерзавцу плевать на человеческие страдания. Он тащит меня за ноги, как предмет мебели, и от боли я вырубаюсь.

Когда я прихожу в себя, ситуация уже другая. Я сижу на стуле, на глазах повязка. Я использую остальные органы чувств, чтобы понять, где меня держат; тишина давит на уши. Я ощущаю вонь гниющей рыбы – или коралла? Когда я нашла послание от убийцы у комнаты Лили, в воздухе тоже витал солоноватый запах разложения…

Шаги приближаются, и мой пульс учащается, затем слышатся ругательства, и дверь со скрипом открывается. Мне очень хочется увидеть своего похитителя, но я различаю лишь размытые пятна света по краям повязки. Кто-то наконец-то вынимает кляп. Мне противно прикосновение к коже чьих-то мозолистых рук. Теперь освобождают мои запястья. Для меня это большое облегчение, потому что руки онемели от многих часов в связанном состоянии.

От мужчины пахнет кофе, выпивкой и сигаретами. Вполне возможно, что он был среди гостей вечеринки, пил за мой счет, пока следил за мной…

– У вас ничего не получится. Меня будет искать весь остров, – говорю я хрипло.

Он не отвечает и сдирает повязку; когда мое зрение проясняется, я понимаю, что нахожусь в одиночестве в маленькой темной каюте. Позади меня захлопывается дверь, и в замке поворачивается ключ. Свет звезд льется через иллюминатор диаметром в фут; из него открывается вид на вздымающиеся волны, переваливающие лодку с боку на бок. В каюте никого нет; я вижу ведро, рулон туалетной бумаги, бутылку воды и сэндвич на тарелке. Похититель хочет, чтобы я облегчилась, и в моих интересах выказать благодарность, однако инстинкт вынуждает меня освободить от пут щиколотки и приготовиться к битве.

Когда я вожусь с веревкой, каюту неожиданно заливает серебристый свет, подтверждая мою догадку о том, куда меня привезли. Соломон показывал мне фотографии серого линолеума и деревянной мебели на «Морской грезе». Неужели здесь, на этой таинственной яхте, сидели и другие жертвы в ожидании своей участи? Пальцы начинают двигаться быстрее; я понимаю, что это мой последний шанс.

В крови Найла столько адреналина, что ему хочется бегать от дома к дому в поисках убийцы. Однако, когда он обдумывает свои следующие шаги, звонит его телефон. Это Чарли Лейтон; он сообщает, что пастор Боакье не отвечает на его звонки. Эта весть усиливает подозрения Найла. Тот, кто похитил леди Ви, внимательно следил за вечеринкой, затем выскочил из темноты и схватил свою жертву. А Боакье так и не появился – поэтому вполне возможно, что он тем или иным способом помогает убийце.

– Нам надо навестить пастора, – говорит Соломон Лили. – Вероятно, он все время лгал.

Детектив повинуется своей интуиции, когда они едут вниз по холму к Лоуэллу, где на краю деревни стоит хижина священника. Дверь открывает сам пастор; он полностью одет, хотя стоит глубокая ночь. Судя по всему, Боакье хочет сбежать – но остается на месте, потому что бежать некуда. Пока шторм не закончится, он не найдет транспорт, который поможет ему выбраться с острова. Ветер такой сильный, что пихает Найла в спину, пока они с Лили стоят на крыльце.

– Куда-то собрались, отец?

– Навестить прихожанина, – невнятно бормочет Боакье. – Он очень страдает в одиночестве.

– Вы о Ките Белмонте?

– Откуда вы знаете?

– Вас здесь очень быстро приняли. Готов поспорить, вам известны секреты всех владельцев вилл. Некоторые из них настолько знамениты, что на продаже СМИ информации о них можно сделать состояние.

На лице священника отражается ужас.

– Я бы никогда так не поступил. Все заслуживают защиты Господа; это моя работа – помогать тем, кто во мне нуждается.

Найл смотрит ему прямо в глаза.

– Вы подделали свои дипломы и сертификаты, да?

Его плечи падают, как у сломанной марионетки.

– Я надеялся все начать сначала…

– Еще одна женщина пропала, а вы все это время лгали. Может, вы помогаете убийце?

– Я просто следую своему призванию, поэтому нахожусь здесь.

– Советую вам объясниться, – цедит Найл.

– Люди начинают понимать бедность только после того, как сами испытают ее. – Боакье разглядывает свои руки. – В Лагосе живет двадцать пять миллионов человек; у многих нет водопровода или удобств, как, например, у моей семьи. У родителей не было денег, чтобы отправить меня в школу, однако религия помогла мне не сойти с ума. Я почти лишился надежды, когда наш священник сказал, что мне нужно получить степень по теологии, чтобы принять духовный сан, – и это несмотря на то, что я был рожден для службы Господу. – В его глазах вспыхивает праведный гнев.

– И тогда вы купили поддельный диплом и состряпали себе резюме… Откуда вы так хорошо знаете Библию?

– Это была единственная книга, что имелась в моей семье. Я выучил наизусть многие отрывки.

– Но вас все равно рано или поздно поймали бы.

Его глаза наполняются слезами.

– Я думал, Господь защитит меня. Я делал все возможное, чтобы поддержать общину; никто не трудился больше меня…

– Это вы сегодня напали на леди Ви?

– Естественно, нет. – Боакье склоняет голову, будто в молитве.

– Отправляйтесь в больницу и оставайтесь возле Саши Милберн, пока я не позову вас. Она верит в вас и нуждается в защите. Если я узнаю, что вы не позаботились о ней, ваше положение станет хуже некуда.

Боакье складывает руки в молитвенном жесте, словно перед новым божеством.

– Не выдавайте мою тайну, прошу вас. Я рожден для этой работы. Ни один священник не относился бы к своей общине с такой любовью.