Война ротмистра Тоота - Владимир Свержин

Между тем один из помощников мэра передал ему объемистый резной ларец. Керр Несс открыл его, и ротмистр увидел вызолоченный ключ, лежащий на красной бархатной подушке. Мэр поглядел на высокого гостя, словно оценивая расстояние до него, и пошёл к Носачу, произнося с монотонной безучастностью:

— В прежние времена ключ от нашего города был символом вольности Харрака, и мы сражались, чтобы он не попал в чужие руки. Но теперь я, как мэр…

«Что-то не так, — глядя на эту картину, соображал Тоот. — Не так. Ну конечно! Ему тяжело. Ларец, подушка и бутафорский ключ не могут столько весить. Там взрывчатка!»

— … передаю его вам как символ преданности…

— Там бомба! — во всё горло заорал Тоот, срываясь с места.

Один из муниципальных стражников попытался встать на его пути и тут же рухнул с переломанным носом, а Тоот вклинился между мэром и Носачём, выбивая ларец с ключом как можно дальше. Толпа охранников и чиновников, спасая шефа, навалилась на Атра, едва не раздавив. Он корчился, пытаясь стряхнуть многочисленные тела, силясь подняться на колени. Он увидел, что мэр, как загипнотизированный, бредёт к отлетевшему ларцу, поднимает его и, даже не заботясь положить на подушку упавший на землю ключ, следует за Носачём, которого охрана быстро прячет в один из бронеходов.

— Там бомба, идиоты!

— …как знак нашей преданности, — монотонно гнусавит мэр, — и неизбывной любви…

Он захлопывает ларец, и взрыв потрясает округу.

Мир кружился: деревья, трава, разогретый потрескавшийся асфальт дороги мелькали то сверху, то сбоку, не собираясь останавливаться. Ротмистр что есть силы вцепился в то, что оказалось под рукой, стараясь хоть как-то затормозить себя в этой круговерти, и ощутил под пальцами накрахмаленную материю.

— Он пришёл в себя, энц генерал, — послышался над головой тихий голос Юны.

— Вижу, — донеслось до Тоота, и он почувствовал взгляд, даже сейчас требующий ответа с такой настойчивостью, что отказать было невозможно. — Ну, здравствуй, счастливчик.

— Где я?

— В госпитале. А ты где думал? В вымышленном мире под названием Земля? Массаракш. Ты, Атр, не в рубашке, ты прямо в кольчуге родился. Рассчитал ты всё правильно. Ларец оказался заминированным, да к тому же не деревянным, как могло показаться.

Корпус был из сложенной в несколько раз стальной ленты и лишь сверху отделан под дерево. Когда заряд рванул, всю округу засыпало осколками. Мэра в клочья, ещё четверых наповал, двадцать три человека ранены. Но глава Департамента не пострадал. Я, как видишь, тоже.

Тоот попробовал улыбнуться. Он впервые с момента знакомства видел сурового надменного и саркастичного шефа контрразведки таким… У Атра язык не поворачивался сказать — добродушным.

— А у тебя контузия. Врачи сказали, что недели через три на ноги встанешь. Тебе положено отпуск предоставить, ну так ты и так уже в нём. Скажи отдельное спасибо телохранителям и муниципалам, которые на тебя навалились — осколки на себя приняли. — Странник немного помолчал. — Глава Департамента выпрашивает тебя себе в охрану. И за спасение его драгоценной персоны уже представил к Золотым мечам к Пламенеющему Кресту. Что скажешь?

Тоот прикрыл глаза. В висках оглушительно стучало. Золотые мечи к Пламенеющему Кресту сейчас казались ему никчемными побрякушками, а о том, чтобы служить охранником у бывшего хозяина кроватного завода, и думать не хотелось.

— Пить, — тихо попросил Атр.

— Что стоите? Ну-ка, быстро воды! — распорядился Странник. — Да, кстати, — дождавшись, когда некто, не видимый с койки Тоота, выйдет за дверь, продолжил шеф контрразведки, — врачи говорят, что где-то рядом, чуть ли не во дворе госпиталя, ночью выло ужасающее существо, напоминающее огромную собаку. Ответь-ка, ротмистр, это, часом, не тот упырь, который в тоннеле откусил головы стражникам?

Тоот чуть заметно улыбнулся.

— Понятно. Страсть к экзотическим животным — бич колониальных офицеров.

— Энц генерал, — в палату чуть слышно вошла медсестра со стаканом воды, — раненому необходим покой.

Тоот еле сдержался, чтобы не прошептать:

— Юна.

— Ладно, ладно. — Странник поднялся с табурета и указал на пакет с фруктами: — Ешь, поправляйся. Работы непочатый край. Ты мне очень нужен. Так что, если решил отсидеться в охранниках, — забудь.

— Слушаюсь, энц генерал, — чуть слышно прошептал Атр. Медсестра склонилась над ним, поднося стакан. Он сделал несколько глотков и, дождавшись, когда генерал выйдет из палаты, чуть отстранившись, прильнул губами к пальцам девушки. — Юна.

День тянулся за днём. Кружение перед глазами ротмистра остановилось, и он, держась за стены, кровать, а лучше всего — опираясь на руку Юны, мог подниматься, совершать короткие прогулки сначала по палате, а затем и по коридору. Невзирая на боль и слабость, Тоот чувствовал, что счастлив. Он никуда не спешил, не хватался за оружие, не собирался никого убивать. Просто лежал, улыбался, глядя на прелестную медсестру, и говорил с ней, говорил, говорил. Сначала речь давалась с трудом. Порою Атр не мог подобрать слова, морщился, подыскивая их. И снова улыбался, целуя руки Юны. Она была рядом днём и ночью, лишь изредка уходя в школу, чтоб провести урок. В госпитале её помнили и любили ещё с войны.

А город бурлил. Известие о том, что хонтийские шпионы пытались взорвать главу Департамента оборонной промышленности и что покушение сорвалось лишь благодаря «прозорливости и доблести уроженца Харрака, славного офицера Боевого Легиона», в первый момент, пожалуй, даже наполнило горожан радостью. Никого не опечалила гибель мэра, о жертвах говорили, повторяя слова передовиц о неминуемой мести «харракским шакалам».

Но ровно через день после взрыва в полицейское управление поступил звонок. Некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что один из муниципальных стражников бросился с моста в реку. Не успел инспектор составить протокол, как пришло новое сообщение — на этот раз о застрелившемся стражнике. Потом ещё одно. К вечеру насчитывалось уже восемь случаев необъяснимого суицида и три — буйного помешательства. Следующее утро продолжило ужасающую статистику, и полиция была вынуждена принять решение изолировать бойцов муниципальной стражи.

К изумлению сотрудников полиции, все обнаруженные в городе муниципалы представляли жалкое зрелище: наиболее стойкие пребывали в состоянии глубочайшей депрессии, некоторые пьяны до бесчувствия, кое-кого пришлось упаковать в смирительные рубашки. Никто не мог объяснить, что происходит, в чём причина странной эпидемии. По Харраку стал расползаться слух о ядовитом порошке, якобы обнаруженном за плинтусами в районных управах. Испарения этого порошка, по мнению всезнающих горожан, поражали мозг и приводили здоровых и сильных парней в столь плачевное состояние. С этой версией в городе были согласны почти все. Некоторые пытались спорить и приплетали ни к селу ни к городу какие-то жестяные коробочки. Этих объявляли несведущими тупицами, ничего не понимающими в реальной подоплёке надвигающегося кошмара.