Возвращение домой - Розамунда Пилчер

– Этот мне нравится особенно, – ответила Джудит.

– У нас с тобой родственные души. После обеда оденемся и пойдем смотреть сад.

– Правда?

– Только без меня, – вмешалась Лавди. – На такой холодрыге… и потом, я уже видела его тыщу раз.

– Вряд ли кто-нибудь захочет составить нам компанию, – кротко отозвалась тетя Лавиния. – Как и ты, Лавди, все хорошо знают мой сад. Но мы с Джудит порадуем себя небольшой прогулкой на свежем воздухе. Заодно поболтаем, узнаем друг друга получше… Ну, Эдгар, теперь ты расскажи, как дела? А, мой херес! Благодарю! – Она подняла бокал. – Сердечно благодарю всех за то, что навестили меня!

– Джудит! – раздался у нее за спиной голос полковника.

Она обернулась.

– Лимонад, – улыбнулся он.

– О, спасибо!

Она приняла у него бокал и села там же, на подоконнике. Лимонад предложили и Лавди, которая по каким-то соображениям решила втиснуться в глубокое кресло, куда уже уселся Томми Мортимер. Она поймала взгляд сидевшей напротив Джудит, и ее озорная мордашка расплылась в ухмылке. В своей неистощимой проказливости она была такой милой, что сердце Джудит внезапно переполнилось любовью к ней. Любовью и благодарностью – за то, что подруга уже подарила ей так много хорошего; и ведь именно благодаря Лавди она попала в это волшебное место, в Дауэр-хаус.

– …Вот здесь мои ранние луковичные цветы, они распускаются первыми – аконит, крокус, подснежник. Сама видишь, какое тут укромное место, никакие холодные ветра до них не доберутся. На Новый год у меня даже стало обычаем выйти в сад, посмотреть, как они; ужасный, банальный остролист я выбрасываю вон и вместо этого собираю здесь букетик первых цветов, совсем крохотный – в рюмку для яйца поместится. И тогда только чувствую, что в самом деле начался новый год и что весна уже не за горами.

– Я думала, положено ждать до кануна Крещения. Чтобы остролист выбрасывать. А это что цветет розовым?

– Это разновидность жимолости. Распускается посреди зимы, и от нее исходит благоухание лета – удивительно, да? А вот мой златоцвет, сейчас он, правда, смотрится несколько печально, зато летом все ветки словно облеплены бабочками. Большой, да? А я посадила его всего только пару-тройку лет назад…

Шагая бок о бок, они вышли на усыпанную гравием дорожку, ведущую под гору. Верная своему слову, тетя Лавиния отослала гостей после обеда обратно в гостиную, предоставив всем развлекаться кто как хочет, и повела Джудит в сад. На прогулку она надела крепкие рабочие башмаки и необъятную твидовую накидку, а голову замотала платком. Ее тросточка, благодаря которой она твердо держалась на ногах, пригождалась, когда надо было указывать на что-нибудь гостье.

– Как видишь, моя земля простирается до самого подножия холма. В самом низу – огород, а на юге граница проходит у тех самых сосен. Когда мы переехали сюда, тут были просто одни террасы. А я хотела, чтобы сад был разбит на отдельные секции, как будто разные комнаты, каждая в своем стиле, со своей изюминкой, чтобы каждая была отъединена от прочих и была как бы сюрпризом. Ну, мы и понаделали живых изгородей из эскалонии и бирючины, а обыкновенные проходы превратили в зеленые арки. Дорожка так и тянет, так и заманивает идти все дальше и дальше, ты не находишь? Охватывает желание отправиться на разведку и узнать, куда она ведет и что скрывает. Идем, я тебе покажу. Видишь? – Они прошли через первую арку. – Мой розарий. Старые добрые розы. Смотри, это моя «Розамунда», самая старая роза из всех. Сейчас она кажется унылой и поникшей, но видела бы ты ее в цвету! Лепестки в белую и розовую полоску. Словно девочки в праздничных платьицах!

– Вы уже давно живете здесь?

Тетя Лавиния снова остановилась, и Джудит подумала: как приятно все-таки в компании взрослой дамы, которая никуда не торопится и рада спокойно поговорить, будто ей принадлежит все время на свете.

– Без малого пятьдесят лет. Но в детстве я жила в Нанчерроу. Не в теперешнем доме Дианы, а в старом Нанчерроу, в том, который сгорел дотла во время пожара. Покойный отец Эдгара – это мой брат.

– Значит, вы всегда жили в Корнуолле?

– Нет, не всегда. Мой муж был королевским адвокатом, а потом окружным судьей. Сперва мы жили в Лондоне, затем в Эксетере, но на выходные и на праздники всегда приезжали в Нанчерроу.

– И детей с собой привозили?

– Дорогая, у меня никогда не было детей. Моими детьми стали Эдгар и Диана, а их дети мне как внуки.

– О, простите, мне очень жаль!

– Что у меня нет детей? Знаешь, не бывает, как говорится, худа без добра. К тому же из меня вряд ли вышла бы хорошая мать. В любом случае что было, то было, и незачем ворошить прошлое. О чем бишь мы говорили?

– О вашем саде. И о вашем доме.

– А, да, о доме… посмотри, какая красивая у меня розовая сирень! Я ее подрезаю, чтоб она не пошла вся в ствол, чтобы пышнее цвела. Так вот, потом мы поселились в Дауэр-хаусе. Тут жила моя бабушка, когда ей было уже столько же лет, сколько мне сейчас. И когда мой муж вышел в отставку, мы сняли дом, а позже купили его совсем. Мы были так счастливы здесь. Муж тут и умер, мирно упокоился в шезлонге, на газоне у дома. Это было летом, стояла теплынь… Вот, а сейчас мы зайдем в садик для детей. Тебе он должен понравиться больше всего. Лавди рассказывала тебе о «хижине»?

Смутившись, Джудит покачала головой:

– Нет.

– Это неудивительно. Она ведь мало здесь играла. «Хижина» принадлежала скорее Афине и Эдварду. Лавди намного младше их, и ей не с кем было тут играть.

– Это что-то вроде беседки для игр?

– Сама увидишь. Муж построил «хижину» как раз для Афины с Эдвардом: они очень часто и подолгу бывали у нас. Проводили здесь целые дни, а когда стали постарше, мы разрешали им даже ночевать в «хижине» – это даже интереснее, чем спать в палатке. А утром они сами готовили себе завтрак…

– Там и кухонная плита есть?

– Нет – мы до смерти боялись пожара. Но на безопасном расстоянии от «хижины» сложен очаг из кирпича, где Афина и Эдвард могли поджарить бекон и поставить на огонь свои жестяные походные котелки. Пошли взглянем на «хижину»! Я и ключ с собой прихватила – на тот случай, если у тебя появится желание заглянуть внутрь…

Лавиния пошла впереди, показывая дорогу. Джудит, сгорая от нетерпения, последовала за ней – через проход в живой ограде из бирючины и вниз по каменным ступеням в маленький фруктовый садик, где росли яблони и груши. Трава здесь росла высокая, нестриженая, но между сучковатых стволов деревьев попадались островки подснежников и голубых пролесок, а из жирной земли уже пробивались, точно зеленые стрелы, первые ростки желтых нарциссов и лилий. В скором времени все здесь будет охвачено буйным цветением и земля превратится в сплошной желто-белый ковер. На голой ветке дрозд изливал душу в песне, а в дальнем конце фруктового сада, в укромном уголке, стояла «хижина». Это был бревенчатый домик, крытый осмоленной дранкой, с окнами по обеим сторонам от двери. Перед окрашенной синей краской дверью – широкое крыльцо с деревянными ступенями и резными перилами. Домик был не так уж мал, здесь и взрослому человеку не надо пригибать голову при входе.