Вечная полночь - Джерри Стал

И у меня недоставало сил вынести это. Значение этого вопроса, то ли всплывшего из моего подсознания, то ли прозвучавшего из некого космоса, предродового запределья, которое способны уловить лишь ненормальные будущие папы, обрушилось на мой череп свинцовым дождем. Я знал, что спасение мне недоступно. И то, что мне остается только продолжать существовать — и каким-то образом вылезать из всего этого дерьма — казалось, вот-вот прикончит меня.

Меня мучит до сих пор отчаяние того первого дня в Седарс-Синай. Оглушительная тишина. Я одинок в больничной палате. Две односпальные кровати. Тумбочка. Линолеум на полу. Санитары советуют тебе попуститься, пока можешь контролировать, но, конечно, не слушаешь. Ты делаешь в два раза больше. Потому что так же сильно, как соскочить, тебе хочется еще и еще. И, возможно, это твой последний шанс поторчать. И потому, когда туда попадаешь и начинаешь слезать, слезаешь в итоге с более тяжелой подсадки, раза в два сильнее. Я и не знал, что большинство народа обязательно ширяются с утра перед заходом в больницу. Ведь вещества, выдаваемые тебе снять болезненные синдромы, не торкают в течение нескольких часов.

И я, кретин, включил полный вперед при поддержке всего лишь слоновьей инъекции, которой угостил себя с вечера. И с нее стремительно отпускало.

Произошел разговор с медсестрой. Составили протокол. Я полежу в отделении детоксикации, пока не поправляюсь в достаточной степени для начата реабилитации. Программа была рассчитана на тридцать один день, но я записался только на четыре дня. Вполне хватит протаранить долгие выходные в честь Дня Благодарения. Затем вернусь на работу чистеньким и свободным на другом конце. Разумеется, все пошло вопреки планам. Спустя сорок минут после захода туда меня потянуло обратно.

* * *

Изучая вид на стоянку внизу, я почему-то подумал, что не хотел бы приземлиться на «Хонду».

Хотя с мыслью о падении в пространстве я вполне мог бы жить — в общем-то она была не лишена притягательности — но когда я представил, как рухну на одного из этих цивилов, меня замутило.

Мне выдали тегретол снимать конвульсии и спазмы. Мне выдали немного дарвона от боли в суставах, непосредственного аналога псевдоревматизма, превращающего слезающего джанки в хнычущего инвалида. Мне выдали клонидин снизить кровяное давление. Но ни одно лекарство не помогло. К ночи, скрючившись потным несчастным эмбрионом на провисшей кровати, я даже не пытался скрыть слезы от медбрата, заскочившего во время обхода убедиться, что я наслаждаюсь жизнью.

— Колени, — пожаловался я медбрату, низенькому, отлично сложенному человечку по имени Джинкс, поразительно похожему на Вилли Шумахера. — Вы бы мне дали что-нибудь от коленок.

— Могу принести тайленол, — предложил Джинкс без самодовольной усмешки, которую я от него ждал.

— Мне хоть всю упаковку слопать, все равно без толку.

— Я тут лежал, дорогуша.

Джинкс повернул свою прекрасной формы голову, выпустил дым в сторону двери и произнес: «Когда я слезал, у меня болело в затылке и тыльной стороне колен».

— Когда ты слезал? — я сумел оторвать голову от подушки, куда она, казалось, приклеилась. Мне и в голову не приходило, что в здешнем отделении работают те, кто тут отлежал. Несмотря на невидимых пираний, глодающих мои кости, я заинтересовался. Надо сказать, весьма.

— Демерол, дорогуша, — он выдул в сторону дым изо рта. — Ох, чувак, как же наш брат любил вдарить по демеролу. Кстати, я обычно доставал его здесь, в больнице. Я работал в «скорой помощи». Имел ключ от кабинета, понимаешь, о чем я толкую? Вечно был полный бардак, и я придумал, как залезть и набрать всей этой понтовой хрени, сколько в штаны влезало. В то время еще можно было нарыть клевых стеклянных шприцов. А не это одноразовое говно.

К тому времени, как он ушел, некоторые из медикаментов торкнули, и мне удалось остаток ночи наполовину поспать, наполовину курсировать между реальностью и миром грез. На следующее утро, чувствуя себя так, словно вывалился из самолета, я принял у себя главврача отделения. Молодого человека с, на удивление, детским личиком.

Конечно, он не врубался. Я был не как все. Мне надо было просто спрыгнуть, а потом я приду в норму. В конце концов, у меня беременная жена. У меня обязанности. Я не нуждаюсь в рекомендациях. Шутить изволите? Я знал, что делаю! Мне надо перетерпеть этот досадный синдром отнятия и вернуться на работу. В своей заносчивости я не верил, что кто-то прошел через то же говно… Что кто-то поймет. И опять-таки у доктора обнаружилась своя история.

Этот самый «доктор медицины», совершенно мне непонятный, сразил меня наповал, как-то днем вызвав к себе и отпотчевав историями из собственной внутривенной биографии. Доказав мне уже не в первый раз, насколько я не по-хорошему упертый, узколобый, неизобретательный торчок, когда встал вопрос «Кто Сечет Фишку и Кто Лох» в огромном токсическом мире.

— Я раньше колол дилаудид себе в член, — объяснил он мне тоном где-то между безразличным и веселым, — когда учился в меде.

— Да ну!

Было чересчур странно слышать такое от типа, выглядевшего в глазах всего мира так, словно он прискакал ко мне в палату по тревоге. Мужика, который с одинаковым энтузиазмом читал лекции по одежде для поло и героиновым инъекциям в мужской половой член.

— Там очень подходящая вена, — продолжал он, небрежно водя по моей груди стетоскопом, пока мы с ним трепались. — Где она, я вам не скажу, давайте остановимся на том, что вы должны понимать, что делаете. Вам надо хорошо себя вести. Как я, например. Между прочим, я получал титул Интерна Года.

— Интерна Года? Боже мой! — несмотря на проблематичность собственного положения меня опять-таки зацепило. Вытащило из своей саморазрушительной биографии благодаря реально экстремальным деталям чужой истории.

Врач осмотрел мне глаза, пока мы с ним болтали. Он посмотрел мою диаграмму, простучал грудь, набросал себе несколько замечаний.

— У меня была система. Я колю химию и делаю обходы, потом бахаюсь дилаудидом расслабиться. Но мне надо было жахаться так, чтоб не запалиться.

— И сколько можно так продержаться? — спросил я, слишком обалдевший, чтоб оценить собственный каламбур. — В смысле, разве вас не застукали?

— Ну, некоторое время все шло нормально, — ответил он, со значением оглядев меня, поскольку я только что вывалил на него миф про торчу-чтобы-писать, пишу-чтобы-содержать-жену-и-ребенка. — Выясняется, едва ты осознаешь, что нуждаешься в помощи, что люди с огромным удовольствием тебе помогут. Люди, на которых даже не рассчитывал… Я записался на программу лечения химической зависимости, и пока она шла, решил, что это как раз мое. В те времена наркология только зарождалась. Я подумал, что, поскольку с этой проблемой справился, именно ей посвятил бы жизнь…

— В член, — все, что я мог произнести после откровений врача. — Прямо в член… Господи Иисусе!

— Уже лучше, — сказал он.