Чужая жена - Кэтрин Скоулс

Бина выглядела озадаченной.

— Нет никакого индийского повара? Но кому тогда понадобилось столько специй?

Посмотрев в лицо Бины, Мара почувствовала себя виноватой — но она хотела дать Менелику возможность завоевать уважение индианки.

— Знаете, меню Менелика состоит не только из английских блюд, — сказала она.

Бина потрясла пальцем перед Менеликом, и ее браслеты вновь зазвенели.

— Видите ли, готовить индийскую еду нелегко. Вы должны очень хорошо в этом разбираться. Редко какому иностранцу это под силу — для этого нужно родиться индийцем.

— Я не собираюсь подавать индийскую еду, — сказал Менелик. Его голос звучал тихо, но отчетливо. — Я хочу приготовить свою национальную еду, эфиопскую. Сперва я должен приготовить бери-бери — для этого мне нужно двенадцать разных специй. Затем я делаю сик-сик-вот и доро-вот. Я положу в них бери-бери, но мне нужно добавить и другие специи. Это очень непросто.

— Я никогда не слышала об эфиопской кухне! — воскликнула Бина так, будто люди сговорились держать ее в неведении относительно того, что ей казалось важным.

На губах Менелика заиграла снисходительная улыбка.

— Наши рецепты очень древние. У нас отличная кухня. — Он расправил плечи и приподнял подбородок. — И я учился на повара на королевских кухнях его императорского величества Хайле Селассие[16], льва-победителя из колена Иудова. — Он протянул руку к корзине. — Пожалуйста. Я очень занят.

Бина вручила Менелику множество маленьких пакетиков, завернутых в коричневую бумагу, и милостиво улыбнулась.

— Я понимаю. Мои родственники в Удайпуре работают во дворце Махараны.

Менелик серьезно кивнул:

— Это тяжелый труд — работать во дворце. Всегда нужно быть на высоте.

— Да, — согласилась Бина. — Мои родственники говорили мне об этом.

— И, конечно, — добавила Мара, — Менелик настаивает на том, чтобы здесь, в Рейнор-Лодж, все было на таком же высоком уровне.

Казалось, на Бину это произвело еще большее впечатление. Она одобрительно вскинула бровь.

Менелик повернулся и зашагал к двери, бросив на Мару торжествующий взгляд. Мара склонила голову, пряча улыбку. Она взглянула на ноги стоящей перед ней Бины. Они были втиснуты в пару золотистых сандалий, украшенных стеклянными камушками. Пятки были открыты, кожа на них была жесткая, серая, изборожденная трещинками, и в них проглядывала розовая, словно у младенца, кожица.

— Ну как тебе юбка и топ, что я сшила? — услышала она голос Бины. Можно было подумать, что всего минутой ранее они обсуждали одежду. — Подошли?

Мара взглянула на нее.

— Ах да! Извини, мне следовало сказать об этом раньше. Наряд мне очень понравился — отлично сидит.

Мара вспомнила, как впервые надела новый костюм, осмотрев себя при помощи ручного зеркальца. Вспомнила, как шла по саду: волосы, все еще влажные после ванной, кожа, благоухающая «L’air du Temps», вспомнила ощущение мягкой, еле слышно шуршащей ткани на своих коленях.

Она вспомнила, как смотрел на нее Питер. Услышала его слова, доносящиеся до нее сквозь теплый ночной воздух. «Вы прекрасно выглядите»…

Мара улыбнулась Бине.

— Спасибо.

Бина лишь отмахнулась.

— Цвета слишком тусклые, но если тебе нравится, значит, нравится и мне. — Она наклонилась вперед, внимательно изучая Мару. — Конечно, тебе еще не удалось похвастаться костюмом перед мужем. Он до сих пор на сафари, да?

Мара откинулась на стуле. У нее было такое чувство, словно Бина знает все о жителях Рейнор-Лодж, и это вызывало у Мары тревогу, хоть она и не совершила ничего предосудительного. Но потом она поняла, что Бина лишь делала попытки вернуться к обсуждению ее неудачного брака. Хоть они и виделись совсем недавно, у Мары было такое чувство, словно с тех пор она прожила целую жизнь. Она помнила свои тогдашние страдания, но сейчас ей казалось, что все это произошло не с ней, а с кем-то другим. Невидящим взглядом Мара уставилась на остатки холодного чая в раздумьях: подпускать ли к себе или отогнать назойливое видение.

Матильда. Золотистые локоны. Небесно-голубые глаза. Звонкий смех.

Мара думала, что почувствует уже привычную острую боль, но к своему удивлению ощутила лишь легкий укол. И тогда она поняла, насколько изменилась за последнее время. Слишком многое произошло.

Очнувшись, женщина поймала на себе странный взгляд Бины. Та все еще ожидала ее ответа. Мара взяла чашку с чаем, задев ею блюдце.

— Он еще на две недели остался в Селусе.

Бина присвистнула.

— Очень долгое сафари, — сказала она. — Ты будешь счастлива, когда он вернется.

— Конечно, — ответила Мара. Она представила себе, как Джон возвращается в приют, вновь занимает место бваны. Съемочная группа к тому времени уже закончит работу и уедет. Все будет в прошлом…

Неожиданно Мара поняла, что не может продолжать этот разговор. Она растерянно посмотрела вокруг себя, пытаясь придумать срочное занятие.

— Бина, извини, но у меня сейчас очень много работы.

— Понимаю, — сказала Бина. — У нас, деловых женщин, ни на что другое времени не остается.

Когда Бина встала, Мара сконфуженно улыбнулась. Несмотря на волнение она чувствовала искренность Бины. Мара дотронулась до ее руки.

— Спасибо за специи. Заходи, когда будет время.

Глаза Бины заблестели.

— В следующий раз я принесу самосу. И немного «чуды» — кукурузных хлопьев со специями. Попробуй их с — как вы это называете? — «вечерним колпачком».

— Рюмочка для крепкого сна, — сказала Мара.

Она провела Бину до веранды. Едва они вышли на солнечный свет, как из-за решетки, словно они поджидали их там, появились хаус-бои. Один из них держал в руках ведро и губку.

— Ваша машина готова, — сказал он Бине. — Блестит, как стеклышко.

Бина наклонила голову.

— Я проверю. — Она взглянула на Мару. — «Mercedes-Benz» обязательно должен быть черного цвета, но на черном видна каждая пылинка. Я не хотела, чтобы американцы подумали, будто машина принадлежит провинциалу!

— Да, — кивнула Мара. Она не стала обращать внимание Бины на то, что машина вновь покроется пылью, как только та отправится в путь. Мара повернулась к хаус-боям.

— Вы бы не могли провести госпожу Чакрабурти к машине?

— Будет выполнено, бвана мемсаиб, — ответили они.

Бина повернулась к Маре, ее глаза были широко раскрыты от восхищения.