Сыщица начала века - Елена Арсеньева

– Ну, у этой-то вряд ли он есть, самое большее, чем онаможет наградить, это гепатитом, хотя удовольствие тоже никакое, – пояснилДенисов, морща нос. – А СПИД – он ведь передается только через кровь илисперму. А ведь я ее не трахал, только за голову держал. Это вы, барышни, сиделина ней в неприличной позе, словно сущие извращенки!

– Как будто ты не знаешь, что у эпилептиков слюна с кровьюперемешана, – буркнула Люба, проворно бинтуя палец.

– Почему? – спросила любопытная писательница, подбираяблокнот и начиная «фиксировать впечатления».

– Потому что они во время припадка непременно язык себеприкусывают, а иным, кстати, удавалось вообще его откусить, – пояснилДенисов, но тут же дал задний ход, увидев, что у Алены испуганно расширилисьглаза. – Ну, ну, зачем так пугаться? Это редкость… однако эпилептика поязыку очень просто узнать. Они ведь скрывают свою хворобу, потому что, еслипроведают где-то, что человек – эпилептик, это крест на карьере. Ну, наплести осебе можно что угодно, глаза отвести, но, если бы кадровики или директора зналитакие тонкости, они первым делом просили бы нового работника язык показать. Уэпилептиков всегда по краю идут застарелые беловатые рубцы. Успелазаписать? – спросил он с усмешкой, и Алена, оторвавшись от блокнота,бросила взгляд на раненого героя.

Что-то Денисов особенно красив сегодня. Можно представитькучу дамочек, выдумывающих себе самые невероятные хворости, которые обостряютсяв те дни, когда по «Скорой» дежурит доктор Денисов… Даже сегодня, отягощеннаяневеселыми мыслями о судьбе Нонны Лопухиной, чуть живая после бессонной ночи,проведенной за чтением дневника Елизаветы Ковалевской, Алена не могла спокойносмотреть на это загорелое, тонкое лицо, на волну отброшенных со лба волос,заглядывать в эти необыкновенно глубокие, матово-черные глаза, а когда виделавздрагивающие в улыбке твердые губы, у нее начинало щемить сердце. Она ужедавно, с тех пор, как окончательно рассталась с мужем, не была обременена такимпредрассудком, как верность, и ни единое воспоминание о преданности и нежности«бесподобного психолога» не тревожило сейчас ее сердце. Если бы Денисов далхоть какой-то знак… но в его улыбке не было ничего, кроме дружескогобезразличия. Наверное, знает, черт, какое впечатление производит на женщин!Может быть, даже натерпелся от их избыточного внимания – ведь глаза у Денисоваи впрямь блудливые, а женщины не просто легковерны – они видят по большей частито, что хотят видеть, и беспрестанно принимают желаемое за действительное…Алена и сама такая. Ей все время чудится, что Денисов что-то хочет сказать – нопочему-то сдерживается.

Почему? Зачем?!

Доктор Денисов, наверное, чем-то похож на ГеоргияСмольникова, о котором прошлой ночью его правнучка нечаянно выяснила так многонового и интересного… и далеко не всегда лестного. А уж про свою прабабушкустолько всего узнала, что пока не представляет, как со всем этим справится.

Ладно, об этом она еще подумает. Потом. Будет время. Асейчас надо как-то вырваться из плена этих поразительных глаз!

– Илья, а у вас есть постоянные пациентки? – спросилаона, когда садились в машину, причем доктор поместился в салоне с девушками, иэто вызвало хмурую гримасу шофера. – Ну, которые вас беспрестанно напомощь призывают? А, Илья Иванович?

Точеные губы Денисова обиженно дрогнули. Ну да, он жетерпеть не может, когда его называют по имени-отчеству!

И зря. Он настолько хорош, что даже это имя ему идет!

– А как же, – повел он своими поистине соболинымибровями (левую у виска рассекал чуть заметный белый шрамик, и это просто-такисводило с ума Алену желанием и невозможностью коснуться его губами). –Одна, самая любимая, – Валентина Петровна. Она на улице Нахимова живет, подва-три раза в сутки меня вызывает.

– Два-три раза? – насторожилась Алена. – Вот этолюбовь!

Люба громко прыснула.

– Любовь, это точно, – не скрывая гордости, согласилсяДенисов. – Тем более что она вполне здорова, особенно если учесть еевозраст.

– А какой у нее возраст? – ревниво прищурилась Алена.

– Да не слишком большой, – весело ответилДенисов. – Каких-то восемьдесят лет.

– Да она не по Денисову страдает, а по уколам! –захохотала Люба. – Ей лишь бы уколоться, мания у нее такая! Нашидиспетчеры ее уже по голосу знают, отказывают ей, так она теперь на платную«Скорую» переключилась. Обострение мании – седьмого числа каждого месяца, когдапенсию выдают. Вызов платной «Скорой» стоит девятьсот рублей, ВалентинаПетровна дождется пенсии и шикует: с утра бесплатную бригаду вызовет, уколется,а потом платную. Ее пенсионных двух тысяч как раз на два платных вызовахватает.

– И что ей колют? – не без испуга спросила Алена.

– Да что попало. Кто магнезию, а кто пустую иголку, лишь быбабка кайф словила. Ей и хорошо. Между прочим, очень любопытная бабулька,бывшая лыжница, у нее в квартире на стенках грамоты, в серванте медали вкоробочках выложены.

– А еще меня мужчины любят, – с невинным видом сказалДенисов. – Особенно один дяденька с улицы Молодежной обожает. Ему сточетыре годика, а мается только запорами. Лечить себя доверяет лишь врачам«Скорой». Рассказывает интересно – с ума сойти! Очень хорошо помнит прошлое:Гражданскую войну, 30-е годы…

Алена моментально произвела в уме простейшие арифметическиедействия. Сейчас, в 2003 году, старику 104… значит, он родился в 1899 году. В1904-м, когда Елизавета Ковалевская писала свой трагический дневник, ему былотолько пять лет. Да, он вряд ли был знаком с Елизаветой и Смольниковым! Ну чтож, придется удовольствоваться теми сведениями о своих пращурах, которые Аленапочерпнула из дневника, тем паче что там столько неожиданностей, что дай богхотя бы с ними справиться.

Раздался сигнал.

– Вызов у нас, – неприветливо сказал Виктор Михайловичи, не оборачиваясь, протянул в салон микрофон.

Алена не сомневалась, что неприветлив водитель исключительноиз-за нее. После того, как Суриков спас детективщицу от падения под колеса, онснова преисполнился к ней суровостью.

Вызывали на прокапывание по поводу алкогольной интоксикации.Обычно это делает линейная бригада, но сейчас обе они были на вызовах, ареанимация свободна.

При слове «прокапывание» Алена мгновенно вспомнила вчерашнююквартирку на Черном пруде – и притихла. Ночью ей звонила смертельно уставшаяСвета, которую непомерно долго продержали в милиции. Конечно, никто не подумалобвинять ее в убийстве, но очень уж заинтересовала дежурного личность самойНонны Лопухиной. Оказывается, он знал когда-то ее мужа.