Улица Ангела - Джон Бойнтон Пристли

Дорогая Лилиан.

Я завтра (16-го) буду в Лондоне и хотел бы знать, согласны ли Вы провести со мной вечер — пообедать вместе и затем пойти куда-нибудь. Вы доставите мне этим большое удовольствие. Простите, что не предупредил Вас заранее, — не успел. Пожалуйста, напишите сразу же в отель «Холборн-Палас» и, если Вы вечером свободны, сообщите, в котором часу заехать за Вами. Ваш Нормен Бертли.

Значит, Нормен Бертли не забыл ее. Она торопливо написала ему записку в этот его довольно дрянной отель «Холборн-Палас», сообщая, что она не занята и за ней можно зайти в клуб к семи часам. Опустив письмо в ящик, она немного повеселела.

К ней забежала Эвелина, которая уже отделалась от отца, заручившись предварительно обещанием «экипировать» ее перед отъездом.

— Через две недели мы едем, милочка! — прокричала она радостно. — А завтра я заявлю этим скотам в конторе, что ухожу, потом то же самое проделаю с Тэттерс — и не письменно, а лично. Вот увидишь, это, вероятно, навсегда закроет мне доступ в драгоценный старый Бэрпенфилд — и слава Богу! Мне только с тобой расстаться жалко, Мэтти. Честное слово. Мы немало наговорились с тобой в этих гадких конурках. Придется убедить отца, что ему необходимо иметь двух секретарей, и тогда мы обе поедем с ним, потом удерем от него и выйдем замуж за смуглых великанов, жителей Запада. Что ты на это скажешь, а?

— Я бы поехала с удовольствием, — отозвалась мисс Мэтфилд, заставляя себя улыбнуться. — Мне так жаль, что ты уезжаешь. В твоей комнате поселят либо кого-нибудь из старух с чайниками, либо какую-нибудь необузданную девчонку из той компании, что вечно галдит в гостиной. Боюсь, мне уже скоро пора вступать в бригаду охотниц за кипятком…

— Не глупи. Ты — одна из немногих живых людей здесь, и ты держись, Мэтти! Ну, давай прекратим этот разговор, он тебя расстраивает. Получила сегодня какие-нибудь письма?

— Да, одно от матери, прескучное, а другое — от человека, с которым мы вот уже много лет время от времени встречаемся. Он завтра приезжает в Лондон и просит, чтобы я провела с ним вечер.

— А что, он высокий? Брюнет? Он тебе нравится?

— Он недурен, — отвечала мисс Мэтфилд равнодушно. — Только слишком худощав. Он из наших мест и одно время сильно за мной ухаживал, но мы уже бог знает сколько лет видимся только урывками.

— Ого, тут пахнет ро-о-ма-аном! — воскликнула мисс Энсделл. — Его «первая любовь»? Такты все эти годы была влюблена, а мне ни слова!

— Перестань кривляться. Меня тошнит от этих глупостей.

— Нет, серьезно, Мэтти. Как ты думаешь, он сделает тебе предложение, когда вам подадут кофе в укромном уголке?

Мисс Мэтфилд усмехнулась, но слова Эвелины заставили ее призадуматься.

— Может быть, и сделает, — сказала она, хмуро глядя куда-то в пространство. — И если бы я знала, что мне суждено еще долго торчать здесь в клубе, проводить вечера за стиркой чулок и топтаться в коридоре с чайником, я бы завтра же вышла за него. Но мне этого ни капельки не хочется. Он очень хороший человек, но… понимаешь… слабый… Теперь большинство молодых людей какие-то жалкие. Я думаю, это оттого, что самые мужественные и сильные погибли на войне. Не выношу слабых мужчин. А ты? Понимаешь, мне нравятся мужчины с характером, с сильным характером, пускай даже не особенно хорошим, но лишь бы сильным. Вот у нас в конторе есть один такой человек…

— Этот мистер Дэрти… Дэрси… как его? — подхватила мисс Энсделл.

— Ну нет. Этот тоже тюфяк. И ни капельки не интересен. Но у нас есть один… Голспи… Он недавно приехал…

— А, знаю. Но ты как будто говорила, что он противный.

— Так оно и есть, — поспешно согласилась мисс Мэтфилд. — Я и не говорю, что он мне нравится. Он хамоват, и вид у него такой… Наружность, во всяком случае, какая-то странная. Но это человек с характером, такой сделает что захочет, не спрашивая ничьего позволения. Только это я и хотела сказать. Разумеется, во всем другом даже бедняга Бертли (он совсем не так уж плох) стоит сотни таких, как этот Голспи. Вообрази себе — появиться где-нибудь в ресторане с таким кавалером! — При этой мысли мисс Мэтфилд громко расхохоталась.

Они еще поболтали о том о сем, потом начали зевать, поболтали еще, но уже вяло, стали зевать чаще и, наконец, расстались и легли спать.

На другое утро мисс Мэтфилд проснулась со смутным ощущением, что ее ждет что-то приятное, даже радостное. Но что? Ах да, Нормен Бертли! Вот в чем дело! Она ничего другого не могла припомнить и была несколько разочарована, даже немножко сердилась на себя, когда оказалось, что радостное ощущение вызвано всего только предстоящей встречей с Норменом. Вот какой серенькой стала ее жизнь!.. Было время, когда Нормен Бертли ее только смешил. Когда же он начал всерьез ухаживать за ней, она решительно оттолкнула его. После этого он остался только внимательным поклонником, появляясь изредка и случайно и с грустью исчезая снова, и она тогда стала лучше относиться к нему. А сейчас уже одна мысль о том, что они проведут вместе вечер, смутно волнует и радует ее! Как глупо! Нет, печально. Нет, просто возмутительно.

Но еще раньше, чем она успела доехать до конторы, настроение ее совершенно изменилось. Ничего в этом нет возмутительного. Все хорошо и естественно. Нормен Бертли вполне приличный молодой человек, она ему нравится, он восхищается ею, а быть может, даже влюблен. И она имеет полное право радоваться встрече с ним, встрече с кем угодно — все лучше, чем ходить в театр с девицами из общежития, которые покупают последние места в партере и приносят с собою бутерброды. Автобус № 13, грохоча в легком тумане, как будто соглашался с нею, намекал, что она слишком горда, и заявлял, что он лично, как и подобает представителю здорового духом простонародья, берет от жизни все, что может. На улицах Сити тоже стоял легкий туман, начиналось сырое желтое утро. В конторе первые два часа все безбожно зевали и раздражались из-за каждого пустяка. Такое уж было утро. Во второй половине дня стало немного уютнее, но очень скучно, и время тянулось медленно, плелось к половине шестого, как оглушенный ударом слон. У мисс Мэтфилд работы оказалось немного: мистера Голспи целый день не было в конторе, а он-то всегда и заваливал ее работой. Мистер Дэрсингем, красневший и потевший от смущения, когда мисс Мэтфилд холодно смотрела на него и с какой-то иронической покорностью ожидала каждой следующей вымученной фразы, предпочитал диктовать свои письма маленькой Поппи Селлерс, которая, как он справедливо предполагал, считала его большим человеком и настоящим джентльменом. Единственным развлечением за весь день был момент, когда бедный мистер Смит, воротившись из банка, с важным и суетливым видом пытался пересказать им забавный анекдот, слышанный им, и никак не мог вспомнить самого главного. Трогательный старик этот мистер Смит! Потом опять тянулись бесконечные пустые часы, и желтые пряди тумана словно заползали в душу. Но зато сегодня удалось рано уйти из конторы, а в Бэрпенфилде, переодеваясь к обеду, она хорошо вымылась в ванной, извела целые тонны горячей воды.