Братство волка - Эли Бертэ

— Она сожалела бы о вас, Фаржо, если бы к ней не приставали эти фронтенакские пройдохи, черт их побери!

— От всего сердца желаю того же! — сказал Фаржо и опорожнил свой стакан.

С этой минуты отец Марион будто сделался другим человеком. Искусная ложь усыпила совесть. Душа, освободившись от оков боли, словно расправила крылья, а легкое опьянение сделало этот полет головокружительным. Старик почувствовал самое искреннее расположение к Легри, столь легко излечившему его от душевных мук.

Между ними начался оживленный разговор. Фаржо, оставив свою молчаливость, вспомнил о прежней веселости и словоохотливости. Он был все еще осторожен и не упоминал о своем секрете. Легри же удвоил красноречие. Бывший лесничий не мог устоять. Стакан наполнялся за стаканом, Фаржо уже не останавливался и хотел этим превосходным вином вознаградить себя за продолжительное воздержание от спиртных напитков. Две бутылки были опорожнены, заказали еще две. Легри подавал пример, так что в конце встречи он был почти так же разгорячен, как и его собеседник.

Результат этого разговора можно угадать. Мало-помалу полное согласие установилось между собеседниками. Золото, наполнявшее карман одного, перешло в карман другого. Скоро Фаржо в свою очередь вынул из кармана грязное портмоне, а из портмоне — бумагу, которую отдал Легри. Тот, бросив взгляд на эту бумагу, просиял. Наконец Фаржо, пошатываясь, встал.

— Чудесно! — закричал он. — Я не хочу печалиться! Я хочу еще пожить весело… Тоска убьет и кошку, черт возьми!.. Ну, мосье Легри, решено: я возвращаюсь в Меркоар, чтобы распрощаться с ними, потом поступлю на службу к барону, и все мы примемся за поиски Жанно, свидетельство которого так важно в этом деле. Я беру на себя обязанность заставить его говорить, несмотря на его помешательство; кроме того, он нам поможет, без сомнения, отыскать этого проклятого жеводанского зверя, который растерзал… Но об этом не надо думать… Еще одно слово, Легри: уверены ли вы, что барон не отступится?

— Он сдержит все мои обещания, Фаржо; я действую от его имени; это его золото теперь звенит в ваших карманах… Ступайте же и спешите в замок… А пока выпьем в последний раз за здоровье вашего нового господина, барона де Ларош-Боассо!

— Да, да, за здоровье барона! — вскричал Фаржо и решительно опорожнил свой стакан. — Пусть он разобьет в прах всех этих злодеев бенедиктинцев, а вместе с ними и этого лицемера приора, который вздумал нагружать меня чувством вины… Они теперь узнают, на что я способен! А тем-то, меркоарским, как я задам! Как позавидуют моему золоту этот долговязый кавалер, эта ханжа Маглоар и эти лентяи лакеи! Мне хочется поскорее посмотреть на это… Я уже ухожу!

Они оба стояли; Фаржо бросился на шею к Легри, который, едва держась на ногах, чуть не упал.

— Ах, Легри! — вскричал Фаржо, роняя пьяные слезы. — Ты мой благодетель, мой товарищ, мой лучший друг… Я был слеп, безумно несчастен; а ты раскрыл мне глаза и ум, ты возвратил мне радость в сердце! Мы преданы друг другу на жизнь и на смерть! Нам надо расстаться, но я завтра же вернусь, и мы вместе примемся за дело… Сколько чудесных бесед проведем мы вместе… с бутылочкой вина! Ну, пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты видел, как я езжу верхом.

Говоря это, Фаржо взял под руку своего собутыльника и потащил его к двери. Таким образом они прошли нижний зал гостиницы, где находились вдова Ришар и слуги. Легри, как нам известно, был одет очень щеголевато; по его шляпе с золотым галуном, по его шелковому кафтану, по его кружевам, бантам, его приняли бы за самого настоящего джентльмена. Фаржо, напротив, со своей сутулой осанкой, осунувшимся серым лицом и в поношенном костюме выглядел как совершенно опустившийся пьяница. Поэтому, хотя у обоих лица были красными, а одежда растрепанной, это сближение показалось трактирщице и ее служанкам весьма странным и нелепым.

Проигнорировав любопытные взгляды, они дошли до двора гостиницы, где Фаржо не с первой попытки сел на старую лошадь, на которой он приехал. Они обменялись еще несколькими дружескими словами, потом путешественник уехал, напевая свою любимую песню.

Через минуту Легри отправился отчитаться перед Ларош-Боассо о результате данного ему поручения.

Барон, закончивший завтрак, сначала нахмурил брови, увидев, в каком состоянии находится его поверенный, но когда Легри рассказал ему подробности своего разговора с Фаржо, в особенности когда показал ему важную бумагу, которую лесничий никак не хотел отдавать до этого дня, Ларош-Боассо не мог удержаться от восторга.

— На этот раз они в моих руках! — вскричал он с пылкостью. — Заставлю этих дерзких бенедиктинцев провалиться сквозь землю! Обвинение в убийстве, какое счастье! Одной угрозы разглашения этого гнусного преступления будет достаточно для того, чтобы заставить их возвратить мне поместье Варина… И какую прекрасную роль я буду играть! Мщение за несчастного убитого кузена. Мой гнев и моя ненависть к этим людям не изобрели бы ничего лучше… А как все ловко проделано, Легри! Вы, кажется, не пощадили себя в битве! Ваша храбрость будет оплачена по заслугам! Пусть теперь этот толстяк Фаржо поможет нам убить жеводанского зверя, прелестная владетельница замка будет принадлежать вам со всеми ее богатствами. Вы видите, что я не торгуюсь с вами за ваши услуги!

Может быть, в этом обещании барона заключалась ирония, но Легри, обыкновенная проницательность которого была притуплена в эту минуту, не заметил этого.

— Прекрасно, друг Ларош-Боассо! — сказал он с жаром. — Я узнаю наконец ваше обыкновенное великодушие. Предсказываю вам: все ваши желания исполнятся. Поручите это дело старику, вы увидите, как он им воспользуется. Успех несомненен; мой отец даст вам денег вперед, ручаюсь… Я говорил вам, барон, что я справлюсь с этим делом… И посмотрите, как я умею щадить ваше добро! Я нашел способ сберечь эти десять луидоров от жадности Фаржо.

Он достал из кармана горсть золотых монет. Ларош-Боассо отвернулся.

— Не надо, — возразил он с презрением. — Отдайте эти деньги Фаржо; они принадлежат ему.

— Вы не хотите? — спросил Легри. — Однако случаются дни, когда у вас не бывает много денег, барон, и вы были бы рады иметь их в случае надобности… Я сберегу их для вас… Не надо быть таким расточительным… Ах, любезный Ларош-Боассо, — продолжал он, вдруг переменив тон, — вы не можете понять, каких жертв требует от нас дружба! Поверите ли, что я унизился до того, что пил вместе с этим мужиком и обращался с ним как с товарищем; и это при мадам Ришар и ее служанках, которые подсмеивались надо мной… Весьма неприятное унижение…

— Иногда, унижаясь, возвышаются, — сказал барон. — Вы разберетесь с Фаржо, когда будете владельцем Меркоарскаго замка…

Фронтенакское аббатство возвышалось, как мы сказали, недалеко от маленького городка Флорака, в одном из тех живописных, здоровых, выгодных мест, которые монахи умели выбирать для своих жилищ. Аббатство находилось в плодоносной долине, климат которой был мягким и теплым, в отличие от северных провинций. Фруктовые деревья, виноград, шелковичное дерево, которые на севере знают лишь по названиям, росли около монастыря в изобилии. Принадлежали аббатству и обширные луга для выпаса скота. Фронтенакская долина относилась к той благословенной области, которая называется южной Францией; это был уже юг со своим голубым небом, чистым солнцем, теплым ветром. Конечно, длинные цепи гор, расстилавшиеся на горизонте, как лазурные границы, временами посылали ей свои хмурые тучи, свои опустошительные потоки, свои снежные вихри, но природа в этом благословенном краю была так могущественна и плодоносна, что последствия бурь и гроз быстро сглаживались и каждый год приносил изобильный урожай.