Золотые волки - Рошани Чокши

– Мы разгадали загадку! – воскликнул Энрике. – Держись!

Когда пьедестал с рычагами оказался совсем близко, Энрике кивнул Зофье.

– Прыгаем на счет «три», – сказал он. – Раз, два, три…

Он прыгнул. Земля осталась где-то внизу, а прямо под ним разверзлась темнота. Энрике напрягся и потянулся вперед, задержав дыхание, пока его пальцы не коснулись каменного выступа. Рядом с ним приземлилась Зофья. Сделав рывок вперед, он схватил ее за руку. Зофья вцепилась в него; в этот момент обломки камней, на которых они стояли секунду назад, полетели вниз.

– Может, сейчас не лучшее время, но я должен признаться, что знаю числа Фибоначчи только до двадцати одного.

– Ничего страшного, я знаю, как образуется последовательность, – сказала Зофья. – Больше мне ничего не нужно. Начнем с левого края.

На каждом рычаге был ряд из трех чисел. Он покрутил маленькие переключатели на верхушке рычага, пока на них не появилось три нуля.

Затем он перешел к следующему рычагу: 001.

Все остальные рычаги продолжали следовать числам Фибоначчи: один, один, три, пять, восемь, тринадцать и так далее, пока он не дернул за восьмой рычаг с цифрами 021.

Неподалеку закричала Лайла. Горящий шар гремел уже совсем близко от нее, и она попыталась спрятать лицо от его обжигающего жара.

– Подожди! – сказала Зофья.

Ее лицо заливали слезы, а бледные руки торопливо опускали рычаги.

– Тридцать четыре, пятьдесят пять, восемьдесят девять, сто сорок четыре, – сказала она. – Двести тридцать три!

В это же мгновение земля под их ногами перестала трястись. Зофья оступилась и чуть не полетела вниз, но Энрике вовремя подхватил ее. Горящий шар остановился и начал медленно двигаться в обратную сторону, и в помещении сразу стало легче дышать. С металлическим скрипом плиты пола начали собираться воедино.

Сердце в груди Зофьи билось с бешеной скоростью. Через свою льняную рубашку Энрике чувствовал жар ее тела. Как только пол снова оказался целым, а все звуки, наполнявшие атриум, затихли, она вырвалась из его рук и побежала к Лайле. Энрике сел на пол и потер виски.

Когда он поднял голову, обе девушки смотрели на него сверху вниз.

Лайла широко улыбнулась.

– Мой герой.

Она поцеловала его в щеку, и он улыбнулся ей в ответ. Конечно, юноша не был похож на героев, которые вдохновляли его в детстве. Он не освободил страну от тоталитарного режима и даже не спас принцессу, подъехав к ее башне на белом коне… и все же он был горд собой. Энрике повернулся к Зофье, чтобы поздравить ее, но она недовольно скрестила руки на груди.

– Я не буду тебя целовать.

Руки и щеки Зофьи были испачканы черным пеплом. На темном фоне ее глаза горели, как синий огонь, а волосы напоминали белое пламя свечи. Энрике и не думал о том, чтобы поцеловать ее, но когда она сказала об этом, он невольно посмотрел на ее губы. Они были красными, как карамельная конфета. Энрике как можно сильнее ущипнул себя за переносицу. Должно быть, он ударился головой: иначе с чего бы ему в голову приходили такие странные мысли.

– Я лишь хотел сказать, что из нас получилась отличная команда, Феникс.

Зофья еле заметно улыбнулась.

– Я знаю.

Это была правда. Ее математика и его история. Энрике подумал, что вместе они составляли неплохое уравнение: его сумма была гораздо больше отдельных слагаемых.

Тоннель снова погрузился в темноту, и все же очертания янтарной двери – настоящего входа в библиотеку Дома Ко́ры – были вполне различимы. Не теряя времени, они направились к двери. Благодаря приливу адреналина Энрике не чувствовал ни капли усталости.

– Так в какой последовательности надо было нажимать рычаги? – спросила Лайла.

Зофья кашлянула.

– Ноль, один, один, два…

– Это была последовательность Фибоначчи, – прервал ее Энрике.

Если бы Зофья начала перечислять все числа в последовательности, они бы провели под землей всю ночь.

– Хвала Фибоначчи, – сказала Лайла, сложив ладони.

– Конечно, Фибоначчи был гением, но благодарить стоит не только его. Ты знала, что…

Зофья бросила на него неодобрительный взгляд, но Энрике все равно продолжил:

– …последовательность Фибоначчи появилась еще в шестом веке, в трактате древнеиндийского математика Пингалы? Разве это не удивительно?

Лайла состроила гримасу.

– Так кого нам благодарить?

– Естественно, меня.

Они подошли ко входу в библиотеку. Адреналин, наполнявший вены Энрике, испарился, и он чувствовал, что его силы на исходе. Он взял себя в руки и приготовился к тому, что ждало их за янтарной дверью.

Глаз Гора. Зофья потянулась к дверной ручке, и Энрике показалось, что время остановилось. Он ощущал легкое прикосновение каждой секунды на своей коже. Словно его мечта висела у него над головой, как зрелый фрукт, готовый вот-вот упасть ему прямо в руки. Если бы Марсело Понсе и остальные Илустрадос видели его сейчас, они бы поняли: он не просто мальчик-метис, а практически герой. Как доктор Рисаль.

Янтарная дверь открылась.

Им в лица ударил поток теплого воздуха, и кожа Энрике покрылась мурашками. Внутри было светло, и его глаза, привыкшие к темноте, на мгновение потеряли фокус.

На другой стороне комнаты открылась вторая дверь, и на пол упали две тени.

Пятым отцом Северина был Гордыня.

Гордыня попал в Орден, женившись на младшей дочери патриарха, которая умерла вскоре после свадьбы. Гордыня был рожден в богатой семье, но во время брака они неудачно вложились в соляные шахты. Потеряв все деньги, были вынуждены постепенно распродавать свое имущество. Все в доме Гордыни было пропитано горечью. Он показывал Северину и Тристану каталоги Ордена, рассказывая, какие из представленных в нем предметов раньше принадлежали им с женой. Он объяснял им, как вернуть принадлежащее тебе по праву. Как сделать снаряжение, позволяющее залезать на крыши и проникать в окна, как подкупить стражников и как ступать легким, неслышным шагом.

Он никогда не использовал слово «воровство».

– Бери все, что мир тебе задолжал, – говорил Гордыня. – У мира дерьмовая память. Он никогда не возвращает долги, так что приходится отбирать их силой.

Северин подумал о Гордыне, когда встретил Гипноса у входа в подземную библиотеку. Гипнос открыл дверь копией ключа. За ней оказалась лестница, уходящая в непроглядную темноту. На мгновение Северин склонил голову: если он и молился, то только так. Он прошептал те же слова, что говорил Гордыня, когда собирался вернуть себе какой-нибудь предмет: