Пески Палестины - Руслан Мельников

Плохо другое: машина набирала скорость. Даром что перла задом. Все быстрее, быстрее… Немецкий водила свое дело знал. Уйдет ведь! С папским шпионом в кузове, но уйдет! А тачка эта им нужна сейчас до зарезу!

«Опель» остановил Гаврила. Булавой остановил. Пустил коня в галоп, нагнал пятившийся грузовик. Да со всей дури, да по лобовому стеклу…

Новгородец промчался мимо. Осколки звонким колючим дождем брызнули в кабину. Водитель поневоле прикрыл лицо руками, бросая руль. Автомобиль вильнул в сторону, перескочил через обочину и канаву, впечатался задним бортом в глинобитный забор, повалил хлипкую преграду, вкатился во двор, скользнул в нерасчищенную, полную зловонной жижи выгребную яму. Задние колеса увязли сразу и основательно. Судорожные попытки эсэсовца вырвать машину из чавкающей западни успехом не увенчались.

Грузовик пробуксовывал, из‑под протекторов летели брызги и комья, вонючий выхлоп превращался в удушливую дымовую завесу. И в этом дыму над кабиной «опеля» уже поднимался, подобно ангелу мщения, Джеймс Банд. Кашляя, ругаясь на уйме языков, брави взмахнул рыцарским мечом. Разнес заднее окно кабины. Но немца, юркнувшего вниз, не задел. В сердцах ударил по крыше. Снова. И снова… Рубил. Колол. Как гигантским мачете. Как ломом.

А кабина грузовика не щит и не броня. Обоюдоострая дура в руках брави легко пробивала, протыкала тонкий металл. С пятой или шестой попытки; длинный клинок достал‑таки водителя. Скользнул по виску, вошел в левую ключицу. Эсэсовец задергался. Грузовик дергаться перестал. Двигатель заглох. Теперь оставались тевтоны. Уже — только трое. Но дрались эти трое как звери. И все же участь орденских братьев была предрешена.

— Расступись! — крикнул Бурцев.

Он стоял над трупом коня — по‑ковбойски стоял, широко расставив ноги, держа на прицеле всю кучу малу. «Шмайсер» с пустым магазином заброшен в канаву. «Вальтер» унтерштурмфюрера оттягивает правую руку. Левая служит упором.

— Р‑р‑рсступись, кому сказано!

Дмитрий, Збыслав, Бейбарс и пеший Освальд нехотя отступили от противников. Жан д'Ибелен стонал в стороне. В луже крови.

— Сдавайтесь, парни, — честно предложил немцам Бурцев.

Вместо ответа ведроголовые парни в иссеченных доспехах полезли в драку. Все трое, как по команде, погнали на него коней.

Бурцев открыл огонь. На поражение.

Если враг не сдается… Правда, получилось не сразу. Чтобы остановить настырных всадников, пришлось выпустить всю обойму.

Да, без шума не обошлось. Но ведь Иерусалим привычен к пальбе во время комендантского часа. И все же испытывать судьбу не следовало. А следовало поскорее убираться отсюда.

— Быстро! Трупы — в канаву. Оружие немцев — в «шайтанову повозку». Жана — туда же. Да осторожней с ним — ранен наш сир. И лошадей — с глаз долой, — распоряжался Бурцев.

— Куда? — спросил Дмитрий. — Куда лошадей‑то?

Бурцев огляделся, кивнул на разрушенные бани — пусть временно побудут конюшнями.

— Туда вон гоните, в развалины. Ты, Дмитрий, и ты, Збыслав, присмотрите пока за конями. Джеймс, ко мне! Тащи сюда щиты. Парочку.

— Щиты? Зачем щиты?

— Тащи, говорю!

Итальянский брави принес пару рыцарских щитов. Треугольные, белые, с черными крестами. Изрядно потрескавшиеся от ударов. Бурцев бросил оба под задние колеса грузовика. Авось, поможет, авось, теперь пробуксовывать не будут. Все дело едва не испортил второй залетный патруль. Откуда‑то со стороны Испанской улицы затарахтел, приближаясь, «цундапповский» двигатель. В паре кварталов замаячил, подобно всевидящему оку, свет фары, затем появились багровые отблески факела. Застучали подкованные копыта конного сопровождения. Патруль, не таясь, направлялся к месту стычки. И времени до встречи с ним оставалось считанные секунды. Нет, не успеть, не уйти уже. Не вытащить забуксовавший грузовик.

Эх, блин, и оживленное же тут движение по ночам. Бурцев ругнулся. Посреди улицы лежали еще три неубранных трупа. Унтерштурмфюрер и два тевтонских рыцаря. А на обочине из пролома в заборе высовывался «опель» с увязшим задним мостом. С тяжелораненым в кузове. Впрочем, в кузове лежит не только раненый Жан Ибеленский. Трофейное оружие уже покидали в грузовик. Вон, Освальд и Бейбарс закончили погрузку.

— Освальд, — позвал Бурцев, — тащи сюда громомет Хранителей.

— Какой?

— Любой, да побыстрее.

Добжинский рыцарь нацепил на плечо первый попавшийся «шмайсер», вылез из кузова. Бурцев перешел на татарский:

— Бейбарс, ты останься в «шайтановой повозке» с Жаном. Лежите там тихо. Немцы к вам сунуться вряд ли успеют. Но если что — прикроешь сира. Кто полезет — руби сразу.

— Что, воевода, снова потешимся? — Гаврила по‑богатырски поигрывал булавой.

— Пшел в баню! — отозвался Бурцев.

— Что?

— В баню, сказал! Это приказ! К лошадям! В укрытие! Помоги Дмитрию и Збыславу управиться. Чтоб ни одна кляча раньше времени на улицу не высунулась, чтоб голоса не подала. И скажи — пусть будут начеку. Приготовятся пусть. Еще одной драки нам не избежать. Как кликну вас — не зевать.

Алексич скрылся на банном дворе. А немецкий патруль вот‑вот вывернет из‑за поворота.

— Джеймс, Освальд, тащим трупы с дороги. Живо!

Убрать тела они успели. За ноги — и в придорожную канаву. А вот спрятаться самим… Ну, отступили к глиняному дувалу. Ну, затаились в тени… Не самая лучшая позиция. Зато если очень повезет и немцы подъедут поближе, можно атаковать сразу с двух сторон. Отсюда и из‑за бань. Бурцев очень надеялся, что эффект неожиданности уравняет шансы. Эффект неожиданности и первая «шмайсеровская» очередь из засады. Их очередь — не немцев.

— Освальд, давай сюда.

Бурцев сорвал с плеча поляка пистолет‑пулемет, дернул затвор. И только теперь сообразил… Мать‑перемать! А машинка‑то пустая! Ну, то есть совсем! Небось, та самая, из которой его давеча поливали из «опеля» до последнего патрона. Ну надо ж было такому случиться!

— Ты чего принес, Освальд?!

— Громомет, а что?

— Ох, удружил, пан, он же без грома!

— А я почем знал? — огрызнулся рыцарь. — Ты просил любой, ну я и взял первый, что попался под Руку.

И за другим бежать поздно. Блин, закон подлости в действии!

А к «опелю» с порубленной кабиной, расстрелянным кузовом и увязшими в помоях колесами уже выруливал «Цундапп». В мотоцикле — пулемет и три немца. Следом — еще трое на крупных боевых конях: тевтонский сержант и пара оруженосцев. Один с факелом. От огня еще можно было спрятаться, но луч мотоциклетной фары нещадно полоснул по глазам, выцепил Бурцева, Освальда и Джеймса из ненадежного укрытия.