Москит - Рома Тирн

Если бы здесь был Суджи, он непременно сказал бы, что аисты на крыше — к удаче. Суджи увидел бы в появлении птиц добрый знак. Он навел бы в доме порядок, надраил полы кокосовой стружкой, а потом принес серебряный поднос на веранду, чтобы сэр выпил чаю с молоком. Суджи починил бы двери и ставни, что болтались на вывернутых петлях, и вернул на постаменты каменных львов. Но Суджи не было. Некому позаботиться о заброшенном доме.

В день возвращения Тео ждал Суджи. Он терпел четыре года, и лишний день не имел значения. Суджи скоро появится, Тео в этом не сомневался. И надеялся, что Нулани в безопасности, ждет от него вестей. В тот первый вечер он был на таком взводе, что даже свет не зажег, просто ждал. Суджи не пришел ни в тот день, ни на следующий, ни через день, и Тео потихоньку начал бродить по дому, цепляясь больной ногой за мебель, которой осталось немного. Нашел консервы в кладовке, чудом не разграбленной, пытался поесть, но горло сжималось, отвергая пищу. Зато бутылки с виски, припрятанные вместе с документами в тайнике внутри садовой стены, оказались кстати.

Таким и увидела его Терси.

Служанка Терси по-прежнему жила в городе, но сама она прежней не была. Да и город стал другим. Теперь здесь жили в основном пришлые. Чужаки, которым дела не было до истории города. Четыре года и два убитых премьер-министра изменили течение войны. Пролитая кровь остыла. Четыре года похоронили прошлое. Но призраки остались. Терси и была таким призраком; подумывала уехать, но зачем, если ей все безразлично? Терси постарела, не так легко стало подниматься на холм, но, когда она заметила свет в окнах дома на берегу, что-то внутри встрепенулось. Что-то такое, чего она уж и не надеялась ощутить. Думая о своем мертвом друге, задыхаясь от волнения, Терси почти бежала по дорожке к дому.

— Айо! — вскрикнула она. — Мистер Самараджива! — И запнулась.

Терси узнала писателя с трудом. Тео испуганно попятился. Женщина стояла в проеме двери, лишив его шанса на бегство.

— Я знала Суджи, — прошептала Терси, глядя на то, что осталось от человека. Мистер Самараджива походил на призрак. — Мы с ним дружили… Что с вами стряслось?!

— Суджи? Где он? Передайте ему, что я вернулся.

— Айо, — сказала Терси мягко. — Его больше нет, сэр. Суджи умер, сэр.

Обращение «сэр» — вот первое, что услышал Тео. Оно же стало первым шагом к краху.

— Нулани… Нулани Мендис?..

— Я… не знаю, сэр. Может, девочка… — Терси едва успела подхватить бесчувственное тело.

Позже она прибралась в доме, сварила для Тео куриный суп. Заметив, что его страх поутих, принялась рассказывать новости. Терси говорила ласково, словно он был ее ребенком.

— Дядя Нулани отсюда уехал, сэр. Продал дом и уехал. А в доме теперь две семьи живут. И сад напополам разделили.

Не узнать теперь, значит, аллею, по которой Тео вез девушку домой тем далеким счастливым вечером. Чужие люди все начисто вымели, кроме воспоминаний. Словно Мендисы никогда здесь и не жили. Изменилось и многое другое, рассказывала Терси. Школа для мальчиков и монастырская школа объединились в борьбе против нового руководства и перебрались на новое место, дальше по побережью. Теперь вообще все не так, как раньше. Новые ученики ездят в школу на автобусе. Другие девушки в выцветших юбках, с лентами в волосах, щебечут, шагая по прибрежной дороге.

— Ах да, и еще тот островок безопасности! Помните, сэр? Мисс Нулани называла его надгробием на могиле ее отца? Так вот, островка этого тоже больше нет.

Даже больница переехала, сообщила Терси. Тео слушал. Молчал, почти не шевелился, слушал и смотрел, как она наливает суп, подметает пол, собирает пустые бутылки из-под спиртного. Прощаясь, Терси обещала завтра утром принести продуктов.

С тех пор она приходила каждый день. Готовила рис, дхал — тушеную чечевицу — и оладьи с пальмовой патокой. И все спрашивала, чего бы еще хотел сэр. По просьбе Тео сходила в город и сняла со счета деньги. Терси сказала, что в банке им никто не интересовался. И она постоянно говорила с ним, делилась городскими новостями.

— Суманер-Хаус теперь совсем другой, — сообщила как-то Терси. — Хозяин приказал заколотить дверь и ждет, когда кто-нибудь купит дом. Не очень-то я его и любила, этот дом, зато когда там сирота жил, у меня работа была. Хорошие деньги давала. Ну а уж когда парнишка исчез, опекун его решил, что нечего ему больше делать в нашей пропащей стране. Оно и понятно, работы по всему миру хватает. Однако ж он меня пристроил, пенсию назначил. Я теперь на Базарной улице живу, сэр, сразу за вокзалом.

Терси не ради своего удовольствия болтала без умолку. Когда прошел шок от того, что сотворили с человеком, она прониклась его бедой, как могла пыталась помочь и радовалась, отмечая, что мистер Самараджива крепнет день ото дня. По пути к дому на берегу Терси обдумывала, что бы ему еще рассказать новенького. А чем пробудишь у человека интерес к жизни?

— Помните ювелирный магазинчик, сэр? — спросила однажды утром Терси. — Туда еще туристы любили захаживать, помните? Ну так вот, как-то ночью, примерно с год назад, ни с того ни с сего полицейские нагрянули, обрыскали везде, а потом и вовсе закрыли. Навсегда. — Она вскинула руки. — Айо! Что там, говорят, делалось, в этом магазине — страсть! Про владельца жуткие слухи ходили. Только никто и не удивлялся. За последнее время столько всего случилось в нашем несчастном городе. Одним бандитом больше, одним меньше…

Терси умолкла. Тео ни о чем не спрашивал, но она чувствовала, что он хочет знать, как умер Суджи.

Комендантский час давно отменили, и вечерами, оставшись один, Тео подолгу гулял по берегу, слушал море. Днем он обуздывал тоску, но в эти вечерние часы она буквально обрушивалась на него. Пока он безудержно стремился домой, гнался за свободой, то хватая ее за павлиний хвост, то упуская, о будущем думать было некогда. После того как молодой тамил довез его до границы, Тео просто повернул в сторону берега и шел на его шум, соленый запах. Его сердце томилось по Нулани, руки изнывали от желания обнять ее. Но все, что он нашел, — ее старенькие сандалии с лопнувшими шнурками да единственный альбом, со страниц которого исчезли все образы. Их выжгло солнце, смыли дожди. Тео думал о том, что оживить их будет непросто. Или невозможно. И тогда отчаяние впивалось в сердце иголками прибрежных кактусов. Тео часами смотрел на море и видел ровное полотно пустоты. Оно колыхалось плотным шелком, но Тео чувствовал его скрытую жестокость. Случалось, поздним вечером, после ухода Терси, реальность сотрясала стены дома, и Тео открывал для себя запретные мысли. Как фрукты, они гнили на столе рядом с пишущей машинкой, где прежде всегда лежала рукопись. А потом, глядя на фосфоресцирующую рябь, он наконец осознал, что свободу, как однажды утраченную невинность, вернуть нельзя.

Возвратившись с прогулки, он прямиком шел в спальню и в стареньком саронге Суджи, повернув лицо к стене, лежал, как иссохшая мумия, на кровати, где когда-то видела сны его любовь. Утром приходила Терси. Глядя на его изуродованную шрамами спину, тихо вздыхала. И молча ставила в вазу цветы из сада. Терси знала, что Тео нужно время.