Сотник. Уроки Великой Волхвы - Елена Кузнецова

Листвяна пожала плечами, ограничилась умеренной поркой – «для вразумления», к работам приставила, но ночевать при церкви и убираться в ней же позволила. За время жизни в Ратном она уже поняла, что в дела христианские лучше с разбега не соваться: к вопросам веры и сам Корней серьезно подходил, и остальным спуску не давал. А потому уважила неизвестно откуда взявшееся благочестие девки – не во вред же оно. К тому же вернётся Корней из похода – непременно спросит, почему нарушили его распоряжение, да и Аристарх велел церковь в порядке содержать: нового священника рано или поздно всё равно в Ратное пришлют.

В общем, вроде бы все разрешилось ко всеобщему удовлетворению, но история неожиданно получила дальнейшее развитие. Улька, оставшаяся жить в чуланчике при церкви, больше никаких глупостей не творила, работала исправно, правда, молилась чуть не ночи напролёт и еще наотрез отказалась есть мясное и молочное. Голоса её почти не слышали, любой укор или брань девка сносила терпеливо и покорно, а за наказания только благодарила да улыбалась благостно. В общем, на Ульку все махнули рукой, мол, блаженная, и бог с ней. Пусть.

Но вскоре поползли слухи, что ей стал сниться покойный отец Михаил и во сне наставлял её, молитвы вместе с ней читал. Вначале Улька про это рассказала Алене, так как та после несостоявшегося самоубийства за ней приглядывала: мол, во сне батюшка иной раз и прихожан своих поминает. Вот Алену почему-то аж три ночи подряд – потому Улька ей и сказала. Дескать, ничего особенного, просто повторял: «вдовица Алена, да вдовица Алена» – и все. И еще притчу о блудном сыне рассказывал. Алена всполошилась и задумалась, к чему бы это. А на следующий день, как по заказу – явился из крепости Сучок, который не сумел после нападения ляхов навестить свою зазнобу сразу же.

Пораженная до глубины души таким совпадением, Алена поделилась им с бабами у колодца. Историю услышала Варвара с товарками и немедленно разнесла ее по Ратному, привычно и со знанием дела обогатив по пути новыми подробностями. Не то чтобы ей все сразу поверили: Варьку и ее таланты по части художественного трепа в Ратном хорошо знали, – но все равно задумались. Тем более Алена сам факт «предсказания от Ульки» всем интересующимся охотно подтверждала.

А ведь у ратнинских баб мужья и сыновья в поход ушли, и о них известий никаких нет. Когда день и ночь грызёт тревога за близких, женщины за любую соломинку цепляются. А вдруг и впрямь отец Михаил, которого в Ратном многие почитали почти за святого, с того света богомольной холопке вещает? Все же знают, что сны не просто так снятся. И потянулись бабоньки к Ульке в надежде на дальнейшие предсказания от отца Михаила.

Впрочем, особых откровений девка не изрекала, просто пересказывала все, что запоминала из своих снов. Как умела, так и пересказывала. То, что запомнила. А бабы уж сами искали этому толкование и объяснение. Может быть, и надоело бы им вскорости такое занятие, но тут случилось еще одно событие, которое само по себе незамеченным остаться никак не могло: в Ратное за каким-то делом явилась Верка. И, как у нее было теперь заведено, почти сразу же отправилась к колодцу, тем более что на этот раз новости у Говорухи для всех подруг и противниц были припасены просто сногшибательные.

– Ну что? Говорила я вам? – ещё издалека поприветствовала она судачивших у колодца баб. – Снято проклятие-то! Теперь точно – снято. И Андрюха нашими молитвами на поправку пошёл, и сына нам с Макаром Богородица послала. Она, не иначе! – и размашисто перекрестилась.

– Да ладно тебе брехать, Верка! Когда это ты родить-то успела? – насмешливо фыркнула Варвара. – Али сейчас в тягостях? И кто тебе про сына-то предсказал, сам Андрюха Немой, что ли?

– А ты маво кума не задевай! Мне-то он теперь, может, и Андрюха, а остальным – Андрей Кириллович! – торжествующе провозгласила Верка, наслаждаясь моментом.

Дошло не до всех и не сразу.

– Вер, да когда ты сына-то успела?.. – кто-то из баб попытался вернуться к выяснениям подробностей с «рождением» ребенка у не ходившей на сносях Говорухи (ну да, она в крепости жила, но не полгода же! Уж сто раз бы узнали, коли родила…), но ее немедленно перебила зашедшаяся от возмущения Варвара:

– Ку-у-ум? Верка, ну ты ври, да не завирайся! Это когда это ты ухитрилась к Немому в кумы проскользнуть?

– А вот тогда! – Верка радостно уперла руки в бока и победоносно, как полководец поле боя с поверженными вражьими сотнями, обвела взглядом присутствующих. – Сын у нас теперь с Макаром есть! Приемный. Тимофей. Макар мой ему отец крестный, а Андреева Арина – крестная. Значит, и с самим Андрюхой мы кумовья! Не верите – у тетки Беляны поспрошайте. Дядька Аристарх сам Макара с Ариной в крестные уговорил!

Над колодцем, наверное, впервые за все время его существования повисла гнетущая и густая, как кисель, тишина. Варька так и застыла с приоткрытым ртом, сраженная наповал, не хуже, чем у лавки при памятном скандале с Ариной, а остальные бабы растерянно переглядывались, пытаясь осознать услышанное.

Но всеобщее замешательство продлилось недолго. Где-то за тыном с громким карканьем взлетели вспугнутые неведомо чем вороны, залаяла собака из-за забора, и одна из Веркиных снох спросила слегка осипшим, вероятно, от нахлынувших на нее чувств, голосом:

– Вер, так это что, мы теперь Лисовинам родня, получается?..

– А то! Разве ж я не сказала? – с великолепным недоумением пожала Верка плечами. – Извиняй, Клавка, значит, запамятовала…

У этого события вскоре обнаружилось два серьезных последствия: во-первых, замолчала и похудела от расстройства Варька, во-вторых, кто-то из баб вспомнил, что уже три дня «отец Михаил» Улькиными устами вещал, кроме всего прочего, про некоего сына, который появится из ничего и возвеличит свою мать.

Улька и вправду что-то вроде того говорила. Она пересказывала свои сны весьма сумбурно и косноязычно, что никого не удивляло: недавняя лесовичка так и не научилась грамоте и молитвы запоминала с трудом, а что ей там снилось – и вовсе одному Богу ведомо. Все, разумеется, восприняли ее слова, как пересказ проповеди про рождение Иисуса, но вот теперь получалось, что это она так про приемного Веркиного сына им толковала?

Кто-то вспомнил, что и Веркино имя она упоминала. Вроде бы. Ну, во всяком случае, про Веру что-то точно говорила. Кое-кто и про Тимофея расслышал. Короче – понеслось. А когда из-под Пинска привезли раненых и те рассказали о страшном бое, в котором погибло немало отроков, само собой разумеется, многие вспомнили, как Улька несколько раз за последнее время поминала «кровь младенцев» и «битву света с тьмой».

Короче, холопка Улька в Ратном совершенно неожиданно стала фигурой значимой и многими почитаемой, так что даже Аристарх счел нужным поговорить про нее с Листвяной, а та, соответственно, с приехавшей Анной.

– Аристарх мне сказал: следить, чтоб она какой дури не несла, – недобро усмехнулась Листвяна. – Пусть только попробует! Прослежу, конечно…

– Да, может, и правда, ей видения… – с сомнением пожала плечами Анна. – Юродивые, бывает, пророчествуют… Хотя… почему именно Улька? Аристарх прав – выпороть ее и заставить молчать недолго, но если ее слушают…