Коронная башня. Роза и шип - Майкл Дж. Салливан

– Мы никогда не вернемся, Гру, – она сказала это громче, с новой интонацией. Гру никогда такого не слышал в ее голосе.

– Не испытывай мое терпение, Гвен! Ты мне нравишься, это правда, но я не могу допустить, чтобы одна из моих девок невесть что о себе воображала. Ты будешь делать то, что тебе велят, а не то даже Этта тебя пожалеет. Давай, слезай с этой чертовой телеги.

Гвен упрямо стояла на своем, и это разозлило его. Он пытался вести себя прилично – простил ее за глупость, за то, что сбежала. Девчонка должна быть ему благодарна, но она посмела дерзить и возражать прямо посреди улицы – на глазах у этих чертовых плотников. Гру дал ей шанс. Хватит с него унижения. Доброта никогда ни к чему хорошему не приводила; она лишь помогала рыть более глубокую яму, из которой сложнее было выбраться. Нового ремня Гру не покупал, но когда девки вернутся, он, скорее всего, ему понадобится.

Гру поставил ногу на телегу и уже почти забрался на нее, как вдруг мозолистая рука схватила его за горло и отбросила назад. Он упал в грязь, больно ударившись затылком.

– Это моя телега, Рэйнор. Еще раз тронешь, и я сверну твою проклятую шею.

Уолтер снова светил ему в глаза, и Гру едва сумел различить силуэт стоявшего над ним возчика Диксона.

– Груза это тоже касается.

Гру с трудом поднялся и отряхнулся. От падения в лужу на спине осталось мокрое пятно.

– Это большая ошибка, возчик.

Диксон сделал шаг вперед, и Гру отступил.

– Я только хочу, чтоб ты знала, – обратился Гру к Гвен, – я предлагал уладить дело миром. Готов был все забыть, но ты отказалась. Я просто хочу, чтобы ты это помнила.

Плотники перестали стучать молотками и уставились на него. Остальные шлюхи тоже вышли на улицу.

– Я хочу, чтобы вы все это помнили… когда придет время.

* * *

Гру вернулся в трактир, словно медведь, который возвращается в берлогу, чтобы зализать раны и наточить когти. Девять часов спустя он все еще чувствовал боль от падения и то и дело стряхивал с одежды высохшие комья грязи. Весь день и большую часть ночи он просидел в ожидании и раздумьях.

Он ссутулился за столом возле стойки, стараясь не смотреть на входную дверь, думая, что это, наверное, как стоять над чайником и ждать, пока он закипит. Гру был уже не молод, падения могли привести к непредвиденным последствиями. На счастье, он ничего не сломал, однако репутация его, вероятно, пострадала.

История об этом могла промчаться по кварталу, как поток мочи по сливной трубе. «Гру утратил контроль за Кривой улицей. Им теперь командуют женщины. Собственные шлюхи толкают его в грязь и смеются». Он не помнил, чтобы кто-то смеялся; никто даже не улыбнулся. Гвен, скорее, выглядела до смерти перепуганной, когда он упал на дорогу, но это не имело значения. Скорее всего, они смеялись потом, а если и нет, потом будут рассказывать, что так и было – а значит, так и было. Он мог бы призвать на помощь войска. Уиллард знал пару портовых рабочих, которых звали Гритти и Брок, – большие ребята с большими кулаками. Втроем они и мокрого места не оставили бы от Диксона. А если бы Гру всерьез хотел им навредить, он позвал бы Стейна – этот парень совсем безумен и сделает что угодно за бутылку и девицу, лишь бы ему это сошло с рук. Диксон ему еще заплатит, это обещание Гру себе уже дал, но в данный момент он мог подождать. У Гру были другие планы.

Свеча на столе дрогнула, и он заметил оловянный подсвечник – последний оставшийся. Он специально его выставил.

Памятуя о том, что нельзя смотреть на дверь, Гру повернулся к барной стойке и сосредоточил свое внимание на висевшей там картине. Сегодня он часто поглядывал на нее; она помогала ему успокоиться. Вся «Гадкая голова» была построена из краденого или найденного возле ближайших построек дерева. В этом смысле «Голова» олицетворяла Нижний квартал – плод всего, что было раньше, ублюдок, лишенный наследства. Входная дверь, на которую Гру отказывался смотреть из страха, что она никогда не откроется, первоначально принадлежала «Заблудшему путнику» и до сих пор оставалась лучшей на улице. Два больших окна когда-то позаимствовали из лавки разорившегося портного, а маленькое, по слухам, вырвали из борта корабля, севшего на мель возле причалов. Подобных артефактов в «Гадкой голове» было много, и, казалось, трактир хранил историю всего Нижнего квартала.

Вот как Рэйнору Гру нравилось смотреть на все это. Он имел склонность поворачивать факты так, чтобы жизнь казалась легче. Он мог быть старым несчастным человечишкой, кое-как перебивающимся за счет людских пороков, но гораздо лучше считать себя авторитетным дельцом, который живет в настоящей сокровищнице истории, обеспечивая занятость некоторым трудолюбивым людям. Конечно, верны были обе трактовки, но Гру отдавал предпочтение последней. Отчасти потому, что верил в необходимость предоставляемых им услуг, и отчасти потому, что жизнь его была неплоха.

Гру не знал точно, сколько лет «Гадкой голове», и многое в трактире было для него загадкой. Например, картина в деревянной раме над баром. От времени она потемнела так, что превратилась в ночной пейзаж. Гру мог часами сидеть и смотреть на эту картину, гадая, как она сюда попала, кто ее нарисовал, но чаще всего ему просто хотелось оказаться там, под темным небом, рядом с озером. Порой, обычно после шести рюмок крепкого алкоголя, он слышал плеск воды и крики двух гусей, обозначенных едва различимыми мазками краски. Картина была одной из сотен диковин «Гадкой головы», и Гру тоже внес свою лепту, чтобы не на шутку озадачить следующего владельца. Оловянный подсвечник на столе – его приобретение. Он купил десяток таких у лудильщика однажды ночью, когда тот был слишком пьян для того, чтобы торговаться. Девять уже украли. Перед ним стоял последний. Гру вытащил его из тайника, чтобы немного приукрасить помещение. Он услышал стук копыт и фырканье лошади и понял, что тот, кого он ждал, наконец прибыл. Никто из пятнадцати завсегдатаев, благодаря которым Гру не прогорал, и двадцати с лишним случайных гостей не ездил верхом.

– Уиллард, – позвал он. – Принеси ту бутылку, которую я храню в тайнике, и два стакана с верхней полки.

Входная дверь «Гадкой головы» отворилась. Ворвался порыв холодного осеннего воздуха, пламя свечи колыхнулось. Придерживая полы плаща, чтобы не зацепились за дверь, вошел Реджинальд Лэмпвик. На голове у него была широкополая шляпа, подвязанная под подбородком, а на руках перчатки, которые он начал стягивать по одному пальцу, обводя равнодушным взглядом столы. Заметив Гру, он подошел, стуча тяжелыми сапогами по полу.

– Сэр. – Гру встал и уважительно склонил голову.

– Рэйнор, – сказал Реджинальд, не подавая руки. Гру этого и не ожидал.

Подошел Уиллард с бутылкой и стаканами.

– Я ненадолго, – сказал Реджинальд.

– Ночь сегодня холодная, – ответил Гру. – Еще холоднее оттого, что вам пришлось ехать аж из Дворянского квартала. Это самое малое, что я могу сделать.

Гру наполнил бокалы. Если Реджинальд уйдет, он выпьет оба. Придется. Можно сколько угодно таращиться на картину, но это ему не поможет, если Реджинальд хотя бы не выслушает его.