Невероятное. История преступления, в которое никто не поверил - Кен Армстронг

Пренебрежение к жертвам изнасилования в судебной системе имеет глубокие корни. В книге «Против нашей воли: мужчины, женщины и изнасилование», опубликованной в 1975 году, Сьюзан Браунмиллер описывает, как посетила полицейский участок в Гринвич-Виллидж и попросила предоставить статистику по изнасилованиям. Выяснилось, что в этом округе за месяц было подано тридцать пять заявлений об изнасиловании, по которым арестовали только двух мужчин.

– Не слишком впечатляющий показатель, – сказала она сержанту.

– Знаете, кто подает эти заявления? – ответил сержант. – Проститутки, не получившие свои деньги.

На взгляд Браунмиллер, слова сержанта отражали крайне тревожную ситуацию в правоохранительной системе: «Полицейский, не верящий в существование такого преступления, как изнасилование, может прийти только к одному выводу».

Подобное отношение характерно и для нашего времени – немало случаев можно найти в СМИ и академической литературе. С 2009 по 2014 год полицейский департамент округа Балтимора отклонил 34 процента заявлений об изнасиловании как ложные или необоснованные. Такая большая доля уже наводит на тревожные мысли. Еще больше беспокоит то, как именно был достигнут такой показатель. Как выяснилось в ходе одного предпринятого медиакомпанией BuzzFeed News расследования, департамент просто откладывал эти дела, даже не проводя элементарных шагов по расследованию вроде встречи детективов с потерпевшими.

В 2014 году профессор, специалист по социальной работе из Мичигана, опубликовал исследование, основанное на интервью с полицейскими из «города средних размеров в регионе Великих озер». Один из полицейских говорил об изменяющих мужьям женах, которые «всю ночь веселятся, а потом такие: “О, меня изнасиловали”». Другой сказал: «Девушки используют заявление об изнасиловании как козырную карту, чтобы подставлять мужчин… Чтобы вернуть парня, привлечь к себе внимание, или когда выдалась плохая неделя. Ну, что-то вроде того: “Если я расскажу об изнасиловании, вся семья будет обо мне заботиться, а это мне так нужно”». В 2016 году шериф округа Бингем штата Айдахо в интервью местному телевидению заявил: «Большинство случаев изнасилования – не то чтобы у нас совсем не происходит изнасилований, они бывают, – но большинство случаев, о которых сообщается, оказываются сексом по взаимному согласию».

Пренебрежение к жертвам изнасилования в судебной системе имеет глубокие корни.

Мари вернулась в Пьюаллуп, расположенный к северу от Сиэтла. Теперь, в возрасте почти двадцати одного года, она снова жила в бывшей приемной семье – той, в которой находилась, когда только пошла в старшую школу. Когда все, казалось, налаживалось и вставало на свои места. Только теперь, все наоборот, шло не так. Из-за постоянных пререканий Мари пришлось переехать в другую приемную семью, жившую на той же улице.

Казалось, Мари вернулась в прошлое, когда ей приходилось переезжать из одного дома в другой. У нее снова не было своего постоянного места. Она до сих пор не получила водительские права. Она переходила с одной малооплачиваемой работы на другую. Жизнь замкнулась порочным кругом.

Через несколько дней после последнего переезда Мари получила текстовое сообщение из полиции Линвуда. В нем говорилось, что с ней хотят поговорить, но не объяснялось, почему.

В памяти Мари всплыл звонок сержанта Мэйсона, который через три дня после того, как ее изнасиловали, сказал, что им нужно поговорить. Теперь она задавала себе тот же вопрос: «У меня проблемы?»

Мари подумала, что, возможно, пропустила какое-то судебное заседание. В любом случае ей не хотелось, чтобы полиция ее разыскивала. И уж совсем не хотелось, чтобы полицейские врывались в дом, размахивая ордером на арест. Поэтому она перезвонила и указала свой новый адрес.

18 марта они приехали – спустя два года, семь месяцев и одну неделю после изнасилования. Их было трое: коммандер Райдер, сержант Конхейм и женщина, координатор по домашнему насилию, ближайший эквивалент помощника потерпевших, какой имелся в департаменте Линвуда.

Мари спросили, нет ли поблизости спокойного места, где они могли бы поговорить. Она провела их в свою комнату и закрыла дверь.

Райдер готовился к этому моменту. Но когда момент настал, не знал, с чего начать. Что нужно сказать в таком случае? Мы теперь тебе верим? Надеемся, что и ты доверяешь нам и будешь сотрудничать, чтобы привлечь к правосудию изнасиловавшего тебя мужчину? Теперь мы относимся к тебе как к жертве, а не как к обманщице? Райдер понимал, что, сколько бы времени ни прошло после пережитого, они «собирались разбередить ее раны».

Когда несколько лет спустя его спросили, какие слова он использовал, Райдер не смог вспомнить. Но он помнил выражение лица Мари. «Ошарашенная», – говорит он. Когда до нее дошел смысл слов, она заплакала, ощущая одновременно потрясение, облегчение и гнев.

Ей сказали, что запись о ее обвинении уничтожили.

Ей вручили чек на 500 долларов в качестве возмещения платы за судебные расходы.

Ей передали конверт с информацией о консультациях для жертв насилия.

В последний раз Конхейм видел Мари, когда она пыталась забрать свое признание о ложном заявлении. Он был свидетелем того, как детектив Риттгарн угрожал ей тюремным заключением, если она провалит тест на полиграфе. Увидев Мари, Конхейм понял, что она «стала жертвой дважды» – сначала жертвой насильника, а затем полицейского департамента.

«Можно ли это исправить?» – задавал он себе вопрос.

И не находил ответа.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – произнесла Мари, позвонив Шэннон.

От нее только что уехали полицейские. Они сказали, что в штате Колорадо арестовали изнасиловавшего ее мужчину. Теперь они ей верили.

Реакцию Шэннон сложно описать. Она испытывала целую гамму чувств. Облегчение, горечь, чувство вины – все это захлестнуло ее. Арест О’Лири означал, что Мари наконец-то отомщена. И он же означал, что ее действительно изнасиловали. Это же означало, что Мари покинули все «в самый тяжелый в ее жизни момент».

– Все это очень сложно. Осознавать, что они поймали его, что все это происходило на самом деле. Что ее изнасиловали, но никто ей не верил, особенно люди, которые ранее поддерживали ее, заботились о ней и пытались помогать ей. И мы ей не верили. Это ужасно.

Шэннон спросила, могут ли они встретиться. Ей хотелось поговорить с Мари напрямую.

Как в былые времена, они отправились на прогулку в лес. Пройдя по тропинке пару шагов, они остановились.

– Я хочу извиниться, – сказала Шэннон.

Она сожалела, что не верила ей, что запретила ночевать в своем доме. Сказала, что поймет, если Мари никогда не простит ее и больше не будет разговаривать с ней.

Мари обняла Шэннон. Сказала, что все в порядке и она прощает ее.

Не было никаких упреков и вопросов, никаких «Я же говорила тебе» и «Почему ты мне не верила?». Мари простила ее сразу и без всяких условий.