Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - Илона Марита Лоренц

Когда я связалась с руководством социальной программы страхования, чтобы узнать, почему они прекратили выплачивать мне деньги, они были удивлены и заявили, что последние девять месяцев на мое имя были перечислены двадцать шесть тысяч долларов. Но если кто и был удивлен, так это я. Ведь все это время я находилась без средств существования и меня вот-вот должны были выселить. Когда я объяснила, что не имела физической возможности получить эти деньги, потому что была буквально прикована к кровати, да еще и не в Балтиморе, а в Нью-Йорке, они прислали кого-то разобраться, и этот человек подтвердил, что я говорила правду и не могла подняться даже для того, чтобы открыть ему дверь. Выяснилось, что я стала жертвой мошенничества, и тогда инспектор объяснил, что им даже не было известно о моем переезде, поскольку кто-то от моего имени продолжал получать деньги в Балтиморе. Я узнала, что моими чеками завладела сестра с помощью своего жениха, бухгалтера в ФБР. Когда я ей позвонила, все, чем она меня удостоила, были слова:

– Наверное, я поступила неправильно.

Руководство программы страхования сообщило мне, что я могу выдвинуть обвинение в мошенничестве, поскольку у них сохранились все бумаги, свидетельствующие о получении денег, но я не захотела этого делать. Все, что мне было нужно, – это возобновление выплат. Необходимо было лекарство, чтобы ослабить боли в бедре. Другая боль, та, что чувствуешь, когда тебя предает родная кровь, лечится только временем.

Компенсация

В те дни надо мной снова нависла угроза выселения, и Марк, с ужасом понимая, что ничем не может помочь, написал отчаянное письмо сенатору от штата Нью-Йорк Аль Д’Амато. Тот связался с синагогой нашего района. Я не была еврейкой, но они считали меня частью своего сообщества, потому что я прошла через концлагерь. Как-то к нам домой пришел раввин. Его переполняли эмоции, он обнял меня и расплакался от того, что встретил человека, сумевшего там выжить. Помимо шести тысяч долларов и продуктов, он оплатил аренду квартиры на год вперед и договорился о предоставлении мне психологической помощи. Никто и никогда не обращался со мной с такой нежностью и сочувствием.

Тогда же в моей жизни появился немецкий репортер Уилфред Уисман. Он позвонил из Бремена и сказал, что хотел бы познакомиться, снять документальный фильм и написать книгу. До Вилли дошли слухи о моей смерти, да и, сказать по правде, когда осенью 1998 года он приехал ко мне в Нью-Йорк первый раз, я была полужива: без сил и без средств на необходимую мне операцию на ноге. Мы сразу подружились, и он оставил мне десять тысяч долларов на операцию. К этому времени я уже получила извещение от Министерства юстиции США о том, что мне, как бывшей узнице Берген-Бельзена, положено денежное возмещение. Я даже и подумать не могла, что мне заплатят за то, что я находилась в заключении. Тем не менее мне выплатили восемьдесят тысяч долларов, по десять тысяч за каждый месяц этого мучительного заточения. Адвокат конечно же отхватил немаленький кусок, однако осталось еще достаточно, чтобы начать жизнь заново. Я снова смогла вздохнуть.

Возвращение на Кубу, к морю и к жизни

Когда Вилли второй раз проделал свой путь из Германии, чтобы встретиться со мной, мне уже сделали операцию, на которую он выделил средства, и я проходила курс реабилитации. Как только я снова смогла ходить, он организовал путешествие. В марте 2000-го мы прилетели в Канкун в Мексике, и оттуда он, его команда, мой сын Марк и я отплыли на судне «Валтур Прима» по направлению к Гаване. Это было нечто большее, чем просто журналистский проект: для меня это была возможность вернуться на корабль, вернуться в море, а значит – вернуться к жизни.

Пятого марта мы пришвартовались в Гаване. Я снова была на Кубе. Меня переполнял восторг, перемешанный с печальными воспоминаниями, и я не могла ничего с собой поделать, только смотрела вокруг и плакала. Несмотря на то, что еще не закончился период восстановления после операции, я не пользовалась ни костылями, ни палочкой и прогулялась по набережной, купила серебряный медальон с фотографией Че и вместе с Вилли зашла в отель «Свободная Гавана». Мы съездили на остров, который теперь назывался остров Хувентуд, или остров Молодежи, где когда-то была тюрьма «Лос Пинос»…

Поселились мы в маленьком отеле в Гаване. У нас было официальное разрешение на съемку, однако запрос на интервью с Фиделем был отклонен без объяснения причин, и Вилли начал проявлять беспокойство и раздражение. Он попытался найти моего сына Андреса. Мы знали, что он под именем Андреса Васкеса работал педиатром в Никарагуа, но усилия по его поиску не увенчались успехом. Также мы натолкнулись на стену, когда попробовали взять интервью у Фабиана Эскаланте, бывшего начальника охраны Фиделя. Все яснее становилось, что в фильме, который должен был выйти под названием «Любимый Фидель», не будет ни одного кадра, запечатлевшего нашу новую встречу с Команданте. Шансы и так были невелики, а после того как было принято решение поговорить с Диасом Янесом, исчезла последняя возможность это сделать. Я сопротивлялась этой встрече, потому что предпочитала сохранять хоть маленькую надежду, какой бы призрачной она ни была, на то, что Фидель меня примет или придет повидаться со мной, и знала, что этого не случится, если мы поедем к Янесу. Он был доверенным лицом и помощником Кастро и даже сопровождал его на встречу с Никсоном, но впал в немилость в 1960 году и провел пятнадцать лет в тюрьме. Только когда мы уже направлялись в порт, чтобы отплыть в Мексику, я согласилась встретиться с ним.

Янес жил в старом доме, от которого веяло бедностью. Очевидно, это здание видело лучшие дни и когда-то выглядело элегантно, но сегодня, как и вся Куба, представляло собой грустное зрелище и нуждалось в покраске.

Я всей душой была рада встретить его снова, мы обнялись и заплакали. Нас переполняли эмоции, мы обменивались воспоминаниями о былых днях, но времени было мало, и я была вынуждена уехать.

Фидель, чертов сукин сын

Когда мы вернулись на корабль, все были недовольны и разочарованы. Тогда я предложила Вилли написать письмо Фиделю, в котором первый раз в жизни позволила себе высказать в его адрес достаточно крепкие выражения и прямую критику. Я напомнила, что как минимум два раза могла убить его, и не сделала этого, в то время как он даже не удостоился встретиться со мной, чтобы помочь снять хороший фильм о том, что произошло. Я не ждала ответа и, естественно, его не получила, однако «Любимый Фидель» вышел на экраны, а книга попала в магазины, библиотеки и на книжные полки. Хотя нужно сказать, что Команданте сделал все возможное, чтобы фильм не увидели в некоторых городах, как, например, в Мехико, где, со слов Вилли, оказывалось давление с целью запретить картину.

Но самую большую боль вызывает у меня мысль, что, возможно, именно этот документальный фильм стоил жизни Янесу Пелетье. Ведь при нашей встрече в марте 2000 года он чувствовал себя превосходно, а 18 сентября того года уже скончался. Вилли и сегодня думает, что он был убит за то, что встретился с нами. Не могу сказать, что я в этом уверена, но подозреваю, что, вполне вероятно, так и было. Для Фиделя существует только черное и белое, без полутонов: либо ты с ним, либо против него. Он считает себя богом и королем и становится одержим ревностью или злобой, если ему кажется, что его предали. Даже в старости он может вести себя как невероятный сукин сын.