Метод - Даниил Лектор

– Она умом слабенькая… – ответила мать. – Отсталая. Пять лет, а не говорит почти. Не понимает ничего. За что ее, кому она что плохого сделала?..

Сыщик отошел в сторону. Сказал Есене:

– Он ее не убьет. Он ее искал. Долго. Она колечко надела…

Есеня хотела что-то возразить, но осеклась: из «мерседеса», подъехавшего к дому, вышел ее отец. Необычайно твердо взглянул на дочь, скомандовал:

– Погуляй пока.

Стеклов с Меглиным отошли на детскую площадку, к качелям. Прокурор молча начал их раскачивать, все сильней и сильней. Меглин неожиданно произнес:

– Я когда маленький был, играл вот так же. Толкнул слишком сильно. А они перевернулись и меня по затылку ударили. Больно было.

– Ничему не научило? – спросил Стеклов. – Теперь так, Родион. Ты его находишь – и все. На этом твоя миссия заканчивается.

– Или?

– Или по затылку ударит…

…В квартире Грачей сыщиков встретил мужчина лет шестидесяти пяти. Сообщил:

– А сын здесь не живет. Давно уже…

Однако Меглин уходить не собирался.

– Извините, чайку у вас не найдется? – спросил он. – А то простыл что-то…

И вот они уже сидят на кухне. Меглин пил чай, Есеня рассматривала семейные фотоальбомы, а старик рассказывал:

– Вася родился маленький, меньше двух килограммов. А когда поправился, года в два, просыпаться стал ночью, по квартире ходить. Врачи сказали – лунатик. У нас был проигрыватель, и я его пластинки ставить научил. Так он ночью проснется – и поставит. Мы спим – а тут вдруг Магомаев: «Свадьба, свадьба!» Жена один раз вскочила, стала его по лицу тапкой бить. Кричит: «Лучше бы ты не родился такой!» У него после этого со зрением плохо стало, очки выписали. Я после этого, чтоб он жену не будил, будильник себе стал ставить. Сам на кухне ложился. Без пятнадцати три встану, жду, когда он проснется. На руки его возьму – и на улицу. Ходили с ним, пока не уснет. А потом мы с Улей разошлись. Она уехала, а Вася у мамы моей остался. Она тут рядом жила. Она наберет ему ванну с пеной – и он часами в ней сидит. После этого спал хорошо. Ванна у него была любимое место. В садик стал ходить. Пока обратно ко мне не переехал…

– А почему переехал? – спросил Меглин. – Если там все было хорошо?

– Да глупая история… – махнул рукой отец. – В садике девочка одна на тихом часе залезла к нему в кровать. Говорит: «Давай спать как папа с мамой». Ну, обнялись и заснули. Дети же. А воспитательница увидела, скандал подняла. Мать моя, женщина старых правил, сказала, что писюн ему отрежет за позор такой. Ну Васька и убежал. Девочке этой колечко подарил… Он и на мать мою зла не держал. Ухаживал за ней, пока не померла…

– А как она умерла? – спросила Есеня.

– Утонула, – объяснил хозяин. – В ванной. От давления. Три года назад. Васька тогда ко мне еще ходил. А потом… Я как-то болел. Говорю ему: «Может, вылечишь меня, ты же врач». Он тогда за этим вот столом сидел. Так он взял и рюмку с водкой на пол бросил. И ушел. Что я ему такого сказал? С тех пор – только на день рождения. И все. А я ведь с ним – каждую ночь…

– А где он сейчас живет?

– Там же, у матери. Она ему квартиру завещала.

Вся лестница в подъезде пятиэтажки была забита спецназом. Командир отряда подошел к Меглину, сообщил:

– Дверь китайская, две секунды займет.

– Только у него ребенок там, отечественный, – ответил сыщик. – Так что идите отсюда.

– Если б не на операции, я б тебе… – угрожающе произнес командир.

– Там, за дверью, – псих, – ответил Меглин. – У него девочка. Терять ему нечего. Так что давай, уводи своих черепашек-ниндзя.

Грохоча ботинками, спецназовцы покинули подъезд. Меглин закурил, уселся возле двери (Есене дал знак, чтобы села на лестнице) и позвал:

– Вась! Ну что, начнем, что ли?

Ответом ему было молчание. Но Меглин и не ожидал ответа. Он продолжил:

– Когда мы маленькие были, не ждали с тобой, что когда-нибудь посидим вот так. Мы ж одногодки, Вась, ровесники. Только у меня бабушки не было. Повезло тебе! Ванна с пеной, варенье малиновое… А аминазин ты, Вась, еще в институте придумал? Потом отработал на бабушке. Ее первую в ванну уложил… Я тебя не сужу, Вась. Я ж не судья. Потом ты ходил по вызовам. И думал. Святые создания – бабушки. А не живут, только мучаются. Ну по мере сил ты и избавлял от мучений. «Укольчик поставлю?» – «Ой, спасибо, сыночек, от давления мучаюсь, дай тебе Бог здоровья…» А теперь, бабушка, перейдем к водным процедурам. Кто копаться станет? Утонула и утонула. Сердце, давление. Всем только легче. А бабушка умерла – о себе подумать можно. Тебе стала сниться та, из детства. Думал: если бы ту девчонку найти… Все бы отдал, чтоб найти! Ты даже в школу ездил. Да, Вась? Ездил, я знаю. Не нашел. Тогда ты на улицах стал ее искать… Вот это не могу простить тебе, Вась. Ты же врач, ты понял, что болеешь. Колол себе аминазин – отпускало на время. А однажды ты подумал: «А чего это я больной? Это они все больные!» Понимаю, Вась. У самого такие мысли бывали. Но не про детей, Вась. Они же не успели еще… А ты по подвалам их… Это нельзя, Вась. Понимаешь, никак нельзя.

Меглин сделал паузу и закончил:

– Простить тебя не могу. Но могу пообещать. Отдашь ее – я тебе помогу. Увидишь, как маленький был. Жил у бабушки, в ванне сидел. Все впереди было. Все – впереди…

Наступила тишина. Вдруг раздался звук открывающегося замка, дверь приоткрылась, и в щели показалось испуганное лицо шестилетней девочки. Меглин быстро встал, обнял девочку, подтолкнул к Есене. Сам вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Есеня вынесла малышку из дома, держа ее на руках. Девочка перебирала ее волосы, заплетая их в косичку. На пальце виднелось дешевое пластмассовое колечко…

Спецназ ринулся на штурм квартиры. Дверь слетела с петель, бойцы ворвались внутрь. Ворвались – и застыли, пораженные открывшейся картиной.

Все стены и полы в квартире были выложены белой плиткой, словно в операционной. Посередине стояла большая чугунная ванна. Краны были открыты, вода, переливаясь через край, стекала на пол. В ванне лицом вниз лежал хозяин квартиры. Руки у него были связаны за спиной жгутом для уколов. На углу ванны виднелся пустой шприц и несколько вскрытых ампул аминазина. Меглин, не обращая внимания на спецназовцев, стоял у стены, разглядывая мозаичную картину – змея над чашей…

– Давайте уточним, – нахмурился Худой. – Вы хотите сказать, что он намеренно пошел и убил Грача, нарушив четкий приказ руководства? И при этом подал это как некий акт странного снисхождения к маньяку?

– Все так, – кивнула Есеня.

– Вы считаете его действия оправданными? Переформулирую: вы бы сами так поступили?

– Да, конечно, – ответила она.

…Когда они возвращались, Есеня спросила: