Судьба убийцы - Робин Хобб

– Это что, такая игра? – спросил Пер, в испуге уставившись на два загроможденных стола и лежащий рядом мой смертоносный реквизит.

– Если убийство можно назвать игрой, то да, – тихо сказала Спарк. Она подошла и встала рядом со мной. – Что изображают камни?

– Чейдовы горшочки.

– А что они делают? – спросил Пер.

– Разносят все вдребезги. Взрываются, как смола в полене.

Я показал на пять маленьких сосудов.

– Только гораздо сильнее, – сказал Шут.

– Намного сильнее, – подтвердила Спарк. – Я помогала Чейду их испытывать. Когда он еще был здоров. Мы заложили один горшочек у скалы на берегу. В скале осталась огромная выбоина, каменные осколки разлетелись повсюду.

Она коснулась щеки, словно вспомнив, как ее оцарапало осколком.

– Это хорошо, – сказал Шут и сел за стол. Янтарь исчезла без следа, когда его пальцы затанцевали по тщательно разложенным вещам. – По одному горшочку на башню?

– Может получиться. Весь вопрос в том, где расположить горшочки и насколько крепки стены башен. Горшочки нужно пристроить достаточно высоко, чтобы башни обрушились, когда Четверо будут спать в своих постелях. Все взрывы должны произойти одновременно, поэтому понадобятся фитили разной длины. Поджечь один, подложить следующий горшочек, поджечь, и так далее.

– И еще успеть уйти, – добавил Лант.

– Да, это было бы неплохо, – не стал спорить я, хотя и понимал, что вряд ли все четыре горшочка взорвутся одновременно. – Нужно найти что-нибудь, чтобы сделать фитили.

Спарк нахмурилась:

– А куда подевались фитили из горшочков?

Я удивленно уставился на нее:

– Что?

– Дайте мне один. Пожалуйста.

Я неохотно протянул ей тот, что заделал воском. Она с неудовольствием посмотрела на него:

– Мне кажется, этот лучше и не пытаться использовать.

Она потянула на себя крышку, и я увидел, что крышка держалась на толстом слое смолы. Внутри лежали два свернутых кольцами шнура, синий и белый. Спарк вытащила их. Синий оказался вдвое длиннее.

– Синий не просто длиннее, он горит медленнее. Белый – быстро.

– Насколько быстро?

Она пожала плечами:

– Подожгите его, и пламя побежит. Это удобно, если за вами гонятся. Синий можно припрятать, тайком поджечь, допить вино, пожелать хозяину доброй ночи и спокойно уйти, пока он будет гореть.

Лант заглянул мне через плечо. Когда он заговорил, я услышал в его голосе сдержанное веселье.

– Гораздо легче, если нас будет двое. Одному человеку ни за что не успеть разложить все четыре горшочка, поджечь фитили и успеть уйти, прежде чем они взорвутся.

– Нас будет трое, – решительно заявила Спарк. Я удивленно посмотрел на нее. На лице у девушки появилось обиженное выражение. – Я знаю об этом больше, чем вы все!

– Четверо, – сказал Пер.

Интересно, он хоть понял, что мы замышляем убийство? Это все я виноват, что втянул их в это дело. Юный, полный сил Фитц ни за что не позволил бы, чтобы о его планах узнали посторонние. Я стар и измотан, а они все равно уже знают слишком много. И это опасно для них и для меня. Интересно, удастся ли мне унести хоть какие-то тайны с собой в могилу?

– Увидим, когда придет время, – сказал я, понимая, что, если просто отказаться, они примутся спорить.

– Вы-то увидите, – сказал Шут, нарушив молчание.

Повисла неловкая пауза, потом Пер вымученно рассмеялся. Мы все присоединились к нему. В нашем смехе горечи было больше, чем веселья, но мы пока еще живы и движемся к своей зловещей цели.

Все вместе мы спустились к причалу, чтобы посмотреть на прибытие Смоляного в Кельсингру. В Баккипе, где я вырос, причалы были сколочены из крепких черных досок, сильно пахнущих дегтем. Казалось, они пребывали там со времен, когда Эль привел к нашим берегам море. Пристань Кельсингры была новенькая, сверкающая свежей древесиной; светлый настил поддерживали каменные сваи. Но построена она была на руинах древнего причала Элдерлингов. «Интересно», – подумал я. Сам я не выбрал бы для сооружения пристани это место. Полузатопленные дома у берега говорили о том, что река часто меняет свое русло. Сегодняшним Элдерлингам неплохо было бы перестать вглядываться в прошлое и начать отталкиваться от того, каковы город и река в наши дни.

За городом, за утесами со сломанными вершинами, на самых высоких холмах тут и там виднелись потеки снега. В отдалении я видел нежно-розовые березы и ивы с красноватыми молодыми побегами. Ветер с реки был влажным и холодным, но резкое дыхание зимы в нем уже не чувствовалось. Погода менялась, а с ней и моя жизнь.

Когда «Смоляной» подошел к берегу, заморосило. Пеструха сидела на плече Персивиранса, нахохлившись, чтобы меньше мокнуть. Лант стоял позади мальчика, Спарк – рядом с Янтарь. Мы стояли достаточно близко, чтобы все видеть, но в то же время довольно далеко, чтобы не путаться под ногами. Рука Янтарь, одетая в перчатку, лежала у меня на запястье.

Я тихо заговорил:

– Река быстрая и глубокая, и вода в ней явно холодна. Она серая от ила, от нее исходит кислый запах. Раньше берег простирался куда дальше. За десятилетия река поглотила немалую часть Кельсингры. У причала стоят еще два корабля. Оба, похоже, требуют ремонта.

Смоляной – это речной баркас. Команда глубоко окунает весла и шесты в воду. У руля стоит крепко сбитая женщина. Судно поднялось вверх по реке вдоль дальнего берега, а теперь пересекло стремнину, развернулось и спускается по течению. Носового изваяния нет. Это разочаровало меня. Я был наслышан о том, что носовые изваяния живых кораблей способны двигаться и говорить. На носу, прямо на корпусе, нарисованы глаза. Баркас быстро спускается по течению, двое матросов присоединились к женщине у руля. Команда борется с течением, чтобы причалить здесь.