Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома - Андрей Шляхов

— Никак, — подтвердил Данилов.

— Пойдемте, — Ерофеев открыл дверь. — Теперь представьте себе эту ситуацию. Лежит избитый Миша дома, нос перебит, половины зубов нет, синяки кругом и ждет врача, которого я ему якобы пообещал. А ему звонит плотник. Немая сцена…

Данилов представил и не смог удержаться от улыбки.

— Сначала позвонил Миша, — продолжил на ходу Ерофеев. — Не для того, чтобы меня поблагодарить, а для того, чтобы сказать, что я циник и сволочь и что мы больше не друзья. Следом за ним позвонил оскорбленный плотник. «Я, — говорит, — к ним со всей душой, а они меня по матери…» Вот такая грустная история.

— Вы так и не помирились? — удивился Данилов.

— Да мы больше и не встречались.

— Как в анекдоте про Петьку и Фантомаса, — Данилов вспомнил любимый анекдот матери.

— Не знаю такого, — ответил Ерофеев. — Петьку знаю, Фантомаса знаю, а анекдота не знаю. Расскажите…

— Умирает шведский король. Перед смертью говорит своим придворным: «Очень хочется увидеть настоящее лицо Фантомаса. Объявите о моем желании. Я все равно скоро умру и унесу эту тайну в могилу», — Данилов знал, что анекдоты он рассказывать не умеет. — Объявили, Фантомас откликнулся, привели его к королю. Фантомас снял маску, король посмотрел на него, вздохнул и сказал: «Да, Петька, раскидала нас с тобой жизнь».

Ерофеев смеялся так, что не сразу смог найти в кармане халата ключ от своего кабинета. Проходящие по коридору сотрудники удивленно косились на него.

Наконец ключ нашелся.

— Ладно, вы пока пишите, чистые бланки лежат на столе, — сказал Ерофеев, впуская Данилова внутрь, — а я пока загляну к Каштановой.

— Только недолго, пожалуйста, — попросил Данилов, которому надо было уйти не позже трех, чтобы не опоздать на работу.

Обычно учебно-рабочий день ординатора длился дольше, но на кафедре Мусинского не было принято отсиживать положенное минута в минуту.

— Вы еще дописать не успеете, — заверил Ерофеев и не подвел: вернулся через пять минут…

В фитнес-клубе сегодня было много клиентов, причем дотошных и вдумчивых. Один из них буквально замучил Данилова вопросами и уточнениями, причем спрашивал одно и то же по нескольку раз. Как ни странно, Владимира это не раздражало, он только почувствовал, что очень устал. Один дотошный клиент настолько проникся доверием к Данилову, что стал проситься в частные клиенты к нему. Владимир объяснял, что частной практикой не занимается, но зануда не сдавался.

— Вы же где-то еще работаете, верно? — наседал он.

— Работаю, — подтвердил Данилов.

— Так я туда и буду обращаться… — Он явно думал, что заниматься частной практикой Данилову мешает запрет руководства клуба.

— Не стоит, — покачал головой Данилов.

— Это уж мне решать. Вы только скажите – где вы работаете?

«В патологоанатомическом отделении сто тридцать третьей больницы», — чуть было не ответил Данилов, но вовремя спохватился: не стоило информировать клиентов клуба о своей близости к покойникам. Слухи распространяются мгновенно, кому-нибудь обязательно не понравится услышанное, так недолго и работы лишиться. Однако ответить следовало так, чтобы на этом разговор закончился.

— Я работаю в клинике, занимающейся проблемами космоса, — словно нехотя признался Данилов. — Адреса сказать не могу – служба такая, да потом, вас туда и не пустят.

— Жаль, — опечалился клиент. — Но может быть, вы смогли бы приезжать ко мне домой? Или в офис?

— Увы, должностные инструкции запрещают мне заниматься предпринимательством на законных основаниях, а делать это незаконно не позволяет совесть.

«Иди ты в сауну, — мысленно попросил Данилов. — Если сейчас ты предложишь приезжать к тебе забесплатно из простого человеколюбия, я тебя пошлю… Хотя бы к администратору. Чудаковатые клиенты – это ее дело».

Отправлять зануду к администратору не пришлось: он-таки ушел париться в сауне.

«Вот ведь бывает: и человек вроде культурный, и разговаривает вежливо, и чуть ли не в рот тебе смотрит – так проникся, — и денег предлагает заработать; а вывел из себя не хуже какого-нибудь хама. Но с хамами дело иметь проще. Дал по морде или, хотя бы, веско обозначил это желание – и дело в шляпе. А как быть с вежливыми прилипалами?» – размышлял Данилов.

К десяти часам вечера новички закончились, и началось самое лучшее время – чтения и неторопливых раздумий.

Сегодня мысли Данилова были не столько неторопливыми, сколько беспокойными. Владимир настраивался на окончательный разговор с Еленой. Окончательный – незавершающий. Даже в мыслях Данилов избегал слов «завершающий», «заключительный», «последний», хотя и понимал, что их с женой пути уже разошлись в разные стороны.

Данилов собирался получить ответы на все вопросы, а точнее – на один-единственный вопрос: «Что будет дальше?» Если Елена поведет себя уклончиво, он был готов выложить на стол все карты – от выпавшей из сумки ручки до сведений о новом директоре региона.

Час пробил, и Владимиру было ясно, что дальше все только ухудшится.

«Если что – прогуляю завтра ординатуру», — решил Данилов.

На переезд к матери ему хватило бы и трех часов. Час на сборы, час, а то и меньше, на ловлю машины, погрузку, дорогу, разгрузку, час на разбор багажа на новом старом месте. Если повезет, матери в это время дома не будет. Если же не повезет, еще полчаса уйдет на успокаивающую беседу, в конце которой непременно прозвучит пафосно-страдальческое: «Я так и знала, Володя! Я так и знала…» Бр-р-р!

Одно время, на пике своего семейного счастья Данилов надеялся, нет, даже верил какое-то время в то, что Светлана Викторовна и Елена смогли переступить через взаимную неприязнь. Жизнь показала, что он ошибался – не смогли и, скорее всего, даже не захотели. Просто искусно притворялись.

— Искренняя симпатия между невесткой и свекровью невозможна в принципе, — как-то раз сказала Елена. — Просто собственнические инстинкты надо держать в узде, чтобы они не вступали в противоречие со здравым смыслом. Надеюсь, что у меня хватит ума быть такой же терпеливой свекровью, как и твоя мать.

— Из тебя и теща отличная получилась бы, — серьезно сказал Данилов: тогда еще они время от времени говорили о собственных детях.

— Теща – это другое, — нахмурилась Елена. — Там чисто материнский инстинкт, ничего женского.

— Как это? — Данилов не сразу понял, что она имела в виду.

— Дочь не так хочется на всю жизнь оставить рядом с собой, как сына, — пояснила Елена.

— Откуда ты знаешь? У тебя никогда не было дочери.

— Данилов! Ты меня поражаешь! А я что, не была дочерью?

Елена редко вспоминала о своих родителях, которых уже не было в живых. Данилов никогда не приставал с расспросами, но по отрывочным фразам, полунамекам и недомолвкам, иногда весьма красноречивым, догадывался, что отношения любимой женщины с ее родителями оставляли желать лучшего.