Гросс - Иван Валерьевич Оченков

– Владимир Васильевич, вы человек опытный, особенно в местных делах, – начал он, тщательно подбирая слова. – Не могли бы вы дать мне кое-какую информацию?

– Ты о чем, Мартемьян?

– Я хотел бы знать, насколько китайцы заинтересованы в приобретении своего воздушного флота?

– Более чем. Это даже не интерес, это почти страсть генералиссимуса и его драгоценной супруги. У тебя есть мысли предложить им контракт?

– Да, обдумываю такую возможность…

– Тут есть две основные загвоздки. Первая – это намерения нашего руководства. Вторая – не факт, что Китай потянет. Флот – штука очень дорогая. Пусть даже и до крайности им необходимая для успешных боевых действий. Мало того, что нужно развернуть базы снабжения, обслуживания и ремонта, обеспечить боекомплектом и запчастями, надо еще обучить персонал, особенно офицерский. А главное – купить корабли. Я немного знаком с финансовыми возможностями Китая. И могу тебя разочаровать. Максимум, на что они могут наскрести золота и серебра, это на одну эскадру легких сил.

– То есть примерно на то же число вымпелов, которое нанято ими сейчас из состава наших приватиров?

– Да, примерно так. Если бы не война, расходы на нее, оккупация значительной части страны… Но тогда и программа строительства флота не была бы так актуальна, согласись. Я ответил на твой вопрос?

– Да, Владимир Васильевич. Большое спасибо.

– Слушай, Мартемьян, я тут наговорил тебе… ты не сердись. Война, будь она неладна, не располагает к политесам…

– Нет-нет, что вы. Вы абсолютно правы. И я надеюсь, что все еще можно исправить.

Вернувшись после общения с Зиминым к себе на борт, Колычев так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. Ему было о чем подумать. События, встречи, разговоры, предложения и намеки. И, пожалуй, главное, что он вынес из услышанного и понятого за последние дни – ситуация в государстве российском куда печальней, чем кажется на первый взгляд. Если даже в твердыне имперской мощи – «Объединенных заводах Колычева» – не шевелятся и явно саботируют работу по снабжению воюющей эскадры, то что говорить про остальные направления?

Осознание этого факта проявилось в нем мгновенно, как озарение. Разом стали видны нити, ведущие к сенатским либералам и сторонникам «республики для одаренных», где они подобно древнеримским патрициям стали бы полновластными хозяевами державы, не неся при этом никакой ответственности за свои деяния.

Царь может внезапно скончаться… от апоплексического удара табакеркой по голове, неправильного лечения или теракта. А дальше? Цесаревича за борт, как не имеющего Силы, царицу в монастырь или под суд, а на опустевший трон позволят примостить седалище кому-нибудь из великих князей, отобрав взамен реальную власть и заставив провозгласить некую условную «конституцию».

И понесется Россия по кочкам, как и было весной 1917 года. Только без большой войны и с оттяжкой на 25 лет. И что же, как пел один музыкант, будет с родиной и с нами? Про всю Русь-матушку сказать трудно, а вот его судьба видится вполне определенно. Первым делом наложат лапу на активы ОЗК и вообще на все, до чего смогут дотянуться, а если он попробует противодействовать… просто устранят. Нет человека, нет проблемы!

Ну уж нет, подобной развязки он ждать не станет! Поляков и связанные с ним круги не желают смириться с тем, что мимо их зубастых пастей проскользнул такой лакомый кусок пирога, как наследство Колычевых? Тем хуже для них, значит, ему придется укоротить их загребущие ручонки и неумеренные хотелки. Желательно по самую шею.

Как говорится, ничего личного, только бизнес! И он – Март – будет вынужден взять на себя функции правосудия. Нет у него ни времени, ни возможностей для сомнений, колебаний и тому подобной чепухи…

Да, его противники – настоящие политические тяжеловесы, за которыми стоит вся мощь их кланов. Плюс к тому они и сами по себе не кто-нибудь, а гроссы. Сильнейшие одаренные не просто империи, но всего мира…

Но и на великих найдутся свои методы. Понятно, что остальные быстро вычислят, кто источник, но все равно, пусть и недолгий эффект, но будет получен. Притихнут на время.

С удивлением посмотрев на опустевшую чашку крепкого кофе, Колычев попробовал вспомнить, какая она по счету, но потом отбросил это занятие. Какая разница, третья или пятая? Главное, что решение принято. Остается лишь составить план и четко ему следовать.

Бросив взгляд на циферблат хронометра, увидел, что обе стрелки указывают на пять.

«Началось в колхозе утро… Хватит размышлять, пора за работу! И для начала надо составить тексты телеграмм моим драгоценным руководятлам в ОЗК…»

Глава 16

В прошлые века Чунцин был глубоко провинциальным и, можно даже сказать, заштатным городком, но с того момента, как его провозгласили временной столицей гоминьдановского Китая, в нем стало появляться то, что называется «ночной жизнью». Понаехавшие со всех концов света коммерсанты открыли множество ресторанов, ночных кабаре и прочих увеселительных заведений европейского или скорее американского типа.

Конкуренцию им составляли не менее многочисленные, но куда более традиционные опиокурильни и публичные дома, открытые спасавшимися от японской агрессии представителями титульной нации.

И как обычно бывает в Юго-Восточной Азии, вся эта военно-полевая роскошь часто и густо соседствовала с совершеннейшей нищетой местных жителей. Стоило неосторожному путешественнику отойти на несколько шагов от громыхающего музыкой и сияющего, несмотря на все запреты и требования о светомаскировке, огнями мюзик-холла, как он попадал в царство переполненных беженцами ветхих хижин, вопиющей антисанитарии и какой-то почти физически осязаемой безысходности.

Голые дети со вздувшимися от голода животами; безобразные старики, греющиеся в последних лучах заходящего солнца; вернувшиеся с работы взрослые с усталыми и равнодушными взглядами… И отвратительный запах нечистот, перемежающийся с «ароматами» готовящейся прямо на улицах пищи.

«Блин, куда ж я попал?» – удивился вздумавший срезать путь от посольства к базе Колычев и оказавшийся через пару минут в настоящем лабиринте.

– Что тебе здесь нужно, заморский черт? – грубо спросил на кантонском диалекте совершенно лысый китаец неопределенного возраста.

Рядом с ним тут же начали собираться неодобрительно поглядывающие на европейца субъекты.

– Ищу дорогу на Юйчжин[30], – отвечал им Март, призвав на помощь все свои невеликие знания в этом языке и решив не вдаваться в подробности.

– Тебе нужно уезжать отсюда!

– Да я уже понял, – пробурчал Март, отслеживая через «сферу» обстановку вокруг.

– Господин, вы русский пилот? – встал между ним и соплеменниками одетый чище других китаец. В отличие от остальных, он говорил на понятном Колычеву мандаринском.

– Да!

– Вам не следовало сворачивать сюда. Это плохое место. Возвращайтесь и следуйте по шоссе.

– Пожалуй, я так и сделаю! – кивнул Март и, развернувшись на месте, помчался прочь, пока местные не схватились за камни или еще чего похуже.

А вступившийся за него китаец тем временем ругался с остальными и показывал им на небо, очевидно, пытаясь объяснить,