Незнакомец - Шарлотта Линк

— Мне будет тяжело завтра, — сказала Инга. — Я надеюсь, что поступаю правильно. Улетать без Мариуса… Я все еще не могу представить себе, что завтра вечером в Марселе сяду в самолет — без него!

Она сидела с Ребеккой на веранде ее дома. Было очень темно — стояла теплая, иссиня-черная, звездная летняя ночь.

— Звездопад, — сказала хозяйка дома. — Смотрите, падают звезды. Сейчас уже почти август. В эти ночи их здесь можно увидеть особенно много.

"Женщина, которая думает о звездопаде, уже выходит из депрессии", — подумала Инга.

Она была уставшей. День получился длинным и напряженным. Прогулка вверх до Ла-Мадраж, обед, во время которого Ребекка предложила перейти на "ты", обратная дорога, оказавшаяся в тысячу раз труднее, чем дорога вверх, причиной чему была, возможно, еда, а может, еще и быстро нарастающая жара. Домой они вернулись липкими и потными, и Инга сказала:

— Я бы сейчас с удовольствием искупалась. Из твоего сада можно спуститься вниз к морю?

Ребекка неохотно ответила:

— Феликс в свое время заказал проложить деревянные ступеньки между скалами. В конце сада.

— Ты пойдешь со мной?

— Я не была внизу с тех пор, как…

— Ты живешь в этом доме. Что с того, если ты спустишься вниз в бухту?

— Это будет для меня слишком, — ответила Брандт.

Инга задумалась, как человек мог жить таким образом. В пространстве, охватывающем пять комнат в уединенном доме и красивый, но совершенно безлюдный сад. Если б Инга хотела найти аналог восточного сжигания вдов в западном стиле, то нашла бы его в Ребекке. Женщина, которая перестала жить вместе со смертью своего партнера. Которая еще дышит, ест и пьет, но тем не менее уже не живет…

Тогда Инга отправилась купаться одна, и ей лишний раз бросилось в глаза, какой рай создал себе покойный Феликс Брандт. Лестница, спускавшаяся в бухту, была крутой, но ее легко можно было преодолеть, благодаря крепким перилам. Она состояла преимущественно из массивных досок, но местами были использованы натуральные ступенеобразные выступы в скале. Пока Инга спускалась по этой лестнице, видя внизу под собой синеву моря с небольшим светящимся участком белого песчаного берега, а над собой — высокое, выпуклое небо, по которому стремглав с криком носились чайки, ее впервые за долгое время вдруг переполнило чувство свободы, чувство, что она вновь в гармонии с собой, чувство, что она жива и у нее есть будущее. Мощь этого ощущения напугала ее — ведь она только что потеряла своего мужа, и ей казалось, что сейчас не время испытывать такую переполняющую душу радость. Но затем Инга обнаружила, что это чувство появилось в ней как раз из-за того, что Мариуса не было с ней. Она все еще не верила, что он утонул, и не смогла бы объяснить, что именно внушало ей эту уверенность. Женщине казалось, что она знает, что он жив, однако ей было совершенно ясно: они уже не будут вместе. Все прошло. А из-за того, какое облегчение испытывала сейчас Инга, у нее не оставалось сомнений в том, что она права. И в первую очередь, причиной тому были не великолепные виды на окрестности, вернувшие ей спокойствие, не простор неба и моря, не спуск по скалистой стене, а осознание того, что она освободилась из тисков. Только сейчас Инга смогла признаться себе в этом. Раньше она была настолько запуганной и стесненной в этих тисках, что не могла даже дышать. Она открылась Ребекке, рассказала ей о некоторых проблемах с Мариусом, описала ситуации, в которых ей настойчиво приходили мысли, что с ним что-то не в порядке… Это был первый раз, когда она доверилась другому человеку, — и это было похоже на прорыв плотины. С тех пор ей приходили в голову все новые эпизоды и случаи, которые она так настойчиво пыталась забыть и которые на самом деле казались забытыми, а теперь поднимались из самых потаенных уголков ее памяти и внезапно со всей ясностью представали перед ней.

Как же она могла так долго терпеть Мариуса? Как могла она так последовательно игнорировать столь однозначные сигналы?

Легкой походкой — словно она в буквальном смысле стала легче — Инга спустилась вниз. Пляж, шириной метров в тридцать, полукругом прилегал к утесу. Море с плоскими волнами, увенчанными пенистыми коронами, набегало на песок. Инга огляделась, но никого вокруг не обнаружила. Вероятно, был еще один участок, где находился проход на этот пляж, потому что с другого его конца вверх по утесу вела еще одна лестница. Далеко наверху Инга смогла разглядеть маленький кусок каменной стены, которая, видимо, принадлежала дому или изгороди на этом участке.

Она сбросила шорты, надетые поверх купальника, и вошла в волны. Вода была холоднее, чем ожидалось, но великолепно освежала, и уже через пару минут Инга почувствовала себя в полной гармонии с ней. Сильными гребками она заплыла на приличное расстояние, а затем, лежа на спине, зависла в воде, разглядывая темные скалы позади себя и голубое небо над собой. Чуть позже она робко прислушалась к своему внутреннему "я", дабы убедиться, что то великолепное чувство освобожденности еще было в ней — а то, как знать, вдруг оно уйдет так же быстро, как и появилось? Но Инга снова почувствовала его: оно было сильным, интенсивным и несло ее так же уверенно, как и вода.

Затем молодая женщина еще какое-то время полежала на песке, все еще надеясь, что Ребекка, возможно, появится, но она так и не показалась.

Наконец Инга приступила к подъему.

И вот теперь они сидели на веранде. Слегка подрагивало пламя свечи в садовом подсвечнике, перед ними стояло по бокалу вина, и Инга чувствовала приятную расслабленность во всем своем теле, которую обычно оставляет после себя такой день, полный движения на солнце, в воде и на ветру.

— Что ты станешь делать в первую очередь, когда вернешься в Германию? — спросила Ребекка в ответ на высказывание гостьи, что ей будет тяжело уезжать.

— Я буду подыскивать себе квартиру, — ответила Инга. — Да, это, пожалуй, будет в первую очередь. Нашу совместную квартиру Мариус может оставить себе.

— Стало быть, ты совершенно уверена, что он снова объявится?

— Да. Я не могла бы объяснить, почему, но что-то подсказывает мне… Я просто надеюсь, что он вскоре объявится. Иначе мне придется сдать нашу квартиру. Дольше чем два месяца я никак не могу позволить себе оплачивать две квартиры.

— Да, и это будет очень щедро с твоей стороны, — заметила Ребекка. — После всего, что было, ты могла бы сразу сдать квартиру, а он пусть потом сам смотрит, как ему быть.

— Я уже думала об этом. Но риск состоит в том, что если он вдруг приедет в Германию и у него не будет крыши над головой, он попытается — во всяком случае, временно — пристроиться у меня, и тогда мне будет трудно от него избавиться.

— Ты не обязана его принимать.

— Если у него не останется другого места…

— Он может пойти к своим родителям.

— Это было бы для него, пожалуй, самым крайним случаем.

— Что не должно быть твоей проблемой.