Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов

Красной армии в Тамбовской губернии возложены великие задачи. Тамбовское кулацкое восстанье («кулацкое», хотя в нищей губернии кулаков было раз-два и обчелся, да и сам Антонов, мещанин города Кирсанова, никогда не был кулаком. – Б.С.) – это гнилая заноза в исхудалом теле нашей трудовой Республики. Ее надо вырвать немедленно твердой и умелой рукой».

К концу мая в Тамбове, Борисоглебске, Кирсанове и других городах губернии спешно создали концлагеря на 15 тысяч человек и попробовали по каждому селу составить список «бандитов». 28 мая войска перешли в решающее наступление на повстанцев. К 20 июля все крупные отряды антоновцев были уничтожены или рассеяны.

Успех был достигнут не в последнюю очередь благодаря некоторым довольно специфическим методам работы с крестьянством. В селах восстанавливались органы советской власти, которые должны были выявить скрывшихся повстанцев и изъять оружие у населения. Местные жители поначалу отказывались давать какие-либо сведения об антоновцах и их семьях и выдавать их имущество, отданное на хранение соседям. А чтобы чекисты, которым, вопреки утверждениям приказа, не были известны имена участников восстания, не смогли составить полные списки сельчан, крестьяне начисто забывали свои имена и фамилии, когда к ним обращались люди в кожанках. Председатель политкомиссии Борисоглебского боевого участка следующим образом описал операции по «зачистке» сел в период со 2 по 13 июня:

«С первых же дней производства операции отмечалось:

1. Массовое бегство семей бандитов, причем имущество распылялось, зарывалось в землю, бралось с собой, раздавалось односельчанам и родственникам. Зачастую оставались одни голые стены на попечение дряхлых стариков.

2. Списки населения в большинстве случаев отсутствовали или были уничтожены бандитами: добровольных сведений крестьяне из-за боязни мести бандитов в большинстве случаев не давали. Были случаи арестов целых сходов за отказ выдать бандитов.

3. Оружие в большинстве случаев, несмотря на тщательные обыски, обнаруживать не удалось».

Фиалковский признавал, что «отношение населения к проведению операций было самое разное, начиная с резко враждебного и кончая самым положительным, в большинстве же случаев крестьянство относилось к операциям осторожно, выжидательно, упорно замалчивая все, что относилось к бандитизму. Как усматривается из всех донесений, крестьянство замучено, разорено, перебито, боится представителей советской власти и кровавой расправы со стороны бандитов…»

И Тухачевский придумал великолепное лекарство против этого страха – еще больший страх перед советской властью и Рабоче-крестьянской Красной армией. В «Инструкции по искоренению бандитизма» он так объяснял поставленные задачи командному составу: «Работа милиции вместе с впечатлением непоколебимой мощи Красной армии, которое обязательно должно быть внушено крестьянам нашими войсками, создает то устойчивое, успокаивающее настроение, которое должно быть затем закреплено советской работой ревкомов. Для внушения вышеупомянутого уважения к силе советской власти и Красной армии необходимо провести следующие меры: 1) никогда не делать невыполнимых угроз; 2) раз сделанные угрозы неуклонно до жестокости проводить в жизнь до конца; 3) переселять в отдаленные края РСФСР семьи несдающихся бандитов; 4) имущество этих семейств конфисковывать и распределять между советски настроенными крестьянами – это внесет расслоение в крестьянство, и на это может опереться советская власть; 5) советски настроенные крестьяне должны прочно и надежно охраняться нашими силами от покушения бандитов: вообще, проведение успокоения сразу создаст много сторонников советской власти, так как бандитизм и утомителен и разорителен для крестьянской массы; 6) советски настроенных крестьян надо всячески втягивать в советскую работу, в организацию разведки против бандитов и пр., – это поставит между этими крестьянами и бандитами непреодолимую грань».

Тамбовскую губернию, землю исконно русскую, Тухачевский рассматривал как оккупированную Красной армией территорию. Так и писал: «…военные действия по проведению оккупационного метода борьбы против бандитов»; «этот период борьбы мы называем обыкновенно оккупацией». Но крестьяне все никак не хотели становиться опорой советской власти, не выдавали повстанцев, их семьи и имущество. А угрозы надо было выполнять – иначе какое может быть уважение к власти и армии? И 11 июня вышел самый грозный приказ № 171, подписанный председателем Полномочной комиссии В.А. Антоновым-Овсеенко, командующим войсками М.Н. Тухачевским, председателем губисполкома А.С. Лавровым и секретарем губкома партии Б.А. Васильевым. От слов они перешли к делу: «Дабы окончательно искоренить эсеро-бандитские корни и в дополнение к ранее изданным распоряжениям Полномочная комиссия ВЦИК приказывает:

1. Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссий и райполиткомиссий объявлять приказы об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в семье расстреливается на месте без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитские и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными советской власти крестьянами, а оставленные дома разбирать или сжигать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно».

И проводили, еще как проводили. Одних только высланных в другие губернии насчитывалось более 70 тысяч человек. Среди них было особенно много женщин, детей и стариков. Несчастных морили голодом в концлагерях, в том числе и под Москвой. Оборванные, исхудавшие дети лазили по помойкам в поисках хоть чего-нибудь съестного. Старая народоволка Вера Фигнер, одна из руководительниц Политического Красного Креста, в сентябре 1921 года писала в Ревтрибунал Республики, что из 364 крестьян, высланных в подмосковные лагеря в качестве заложников за родственников, находящихся в бандах, 29 человек – старики старше 60 лет, а 158 – несовершеннолетние, треть из которых моложе 10 лет, пятеро же – вообще грудные младенцы. «Все эти люди, – ужасалась Вера Николаевна, – прибыли в Москву в самом плачевном состоянии – оборванные, полуголые и голодные настолько, что маленькие дети роются в выгребных ямах, чтобы найти себе какой-нибудь кусочек, который можно было бы съесть… Политический Красный Крест ходатайствует о смягчении участи… заложников и о возвращении их на Родину в свои деревни…»

Но это был глас вопиющего в пустыне. Сколько высланных умерло от голода, холода и болезней, никто и никогда не узнает. Как и то, сколько народу было замучено в самой Тамбовской губернии. Позднее Тухачевский в одной из статей, анализируя опыт подавления Антоновского восстания, отмечал: «Когда распавшиеся банды после столкновения с красными частями возвращались к себе в деревню, то здесь они наталкивались на чистку и попадали в руки оккупационных частей. Круговая порука, которая была проведена вдобавок к этому, а именно – заключение семей не явившихся бандитов в концентрационные лагеря, быстро повлекла за собой разложение среди крестьян – как только они