Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон

Прошло несколько минут. Потом на кухне послышались звук шагов и стук посуды, хотя ребецн не ответила мужу и не подала никакого знака, что услышала его слова и готовит угощение. Раввин опять дружелюбно посмотрел на меня и мягко погладил бороду, но затем вдруг отвел глаза, посмотрел на дверь кухни и постучал пальцами по столу, чтобы поторопить жену. Я хотел было сказать ему, что не нужно ее беспокоить, ведь я не хочу ни пить, ни есть, но тут дверь открылась, и ребецн вошла с подносом в руках. На подносе две чашки чаю, мисочки со сладостями, несколько ломтиков лимона и сахар. Она склонила голову, приветствуя меня, и сказала: «Милости просим». Ребецн выглядела несколько старше своего мужа, но лишь внешне, не по годам. В честь гостя на ней было что-то вроде шляпки. Муж смотрел на нее добрыми глазами, как смотрят мужья, довольные поведением своих жен, — а надо вам сказать, что в годы войны нашему раввину с женой случалось бывать в Вене у раввинов партии «Мизрахи»[149] и они насмотрелись на тамошние повадки.

В комнате стоял книжный шкаф. Раввин увидел, что я глянул в ту сторону, и сказал; «Это книги, которыми одарил меня Господь. Часть досталась мне по наследству, а часть я купил за свои деньги. Воздастся мне за то, что здесь нет ни одной книги, попавшей ко мне через долг или заем. А кроме того, тут есть также книги новейших авторов, мне приносит их сын, которому эти писатели присылают свои книги, чтобы он упомянул их добрым словом в своей газете. Я слышал, что господин тоже написал какие-то книги, но я в них никогда не заглядывал. Мне достаточно книг святых раввинов. Но коль скоро мы уже заговорили о книгах, то я хочу показать господину мое собственное сочинение. Может быть, он выберет время и заглянет в него. Уверяю, что он найдет в нем интереснейшие рассуждения, основанные на истинах Торы».

С этими словами он наклонился, открыл ящик стола, извлек оттуда нечто вроде бухгалтерской книги, протянул мне и посмотрел на меня с таким радушием, словно ожидал, что я тут же воскликну: «Какая красота!»

Однако, пока я рассматривал его книгу, дверь распахнулась и в комнату вошли три человека. Я поднялся со стула с намерением уйти, но раввин положил свою правую руку на мою и сказал: «Напротив, пусть господин сидит. Пусть услышит, что говорят евреи». И, обратившись к вошедшим, произнес: «Садитесь, господа, садитесь. Что вас ко мне привело? Этот еврей здесь — он тоже еврей, пусть послушает».

Вошедшие возбужденно заговорили все разом.

Раввин сказал: «Все говорят, я ничего не слышу».

Тогда они закричали, перебивая друг друга: «Пусть Михаэль скажет! Нет, пусть Габриэль! Нет, пусть Рафаэль!»

Раввин погладил бороду и сказал: «Ну, давай, реб Рафаэль, говори, с чем вы пришли?»,

«Почему мы пришли? — сказал Рафаэль. — Спроси лучше, рабби: „Почему вы не приходили до сих пор?“»

«Если вы не приходили, — сказал раввин, — то некого было и спрашивать. Итак, зачем вы пришли?»

Рафаэль ответил: «Как сказали отроки Давидовы Навалу Кармиэлянину: „В добрый день пришли мы“[150]. Жена Ханоха бесчестит нас на весь мир. „Гевалт![151] — кричит она. — Даже крестьяне вышли его искать, только евреи ничего не делают!“ Так мы подумали, рабби, что надо что-то сделать».

Раввин сказал: «Разве я не сделал? Разве я не посадил десять человек и не сказал, что им говорить? И слава Богу, я не брал готовые отрывки из Конкорданции[152]. Я сам, вот этими руками, выписал их со всеми огласовками и ударениями».

Габриэль сказал: «Но ведь ничего не помогло, рабби».

Рафаэль перебил его: «Молчи, Габриэль, молчи. Не дай Бог, откроешь рот дьяволу»

«А что я такого сказал?» — удивился Габриэль.

«То, что ты сказал, — объяснил Рафаэль, — не следовало говорить. Молитва делает полдела. Но в любом случае, рабби, мы думаем, что нужно объявить пост. Может быть, Святой и Благословенный увидит нашу беду и откроет нам местонахождение Ханоха».

Раввин вздохнул: «Поет требует покаяния».

Михаэль сказал: «Кто может покаяться, пусть покается».

Раввин опять вздохнул: «Есть в нашей общине человек, который не может покаяться. У того, кто непрестанно говорит: согрешу и покаюсь, согрешу и покаюсь, у того не успевают принять покаяние. Слышал я, что этот Хаим входит в гостиницу и выходит, входит и выходит, и мне кажется вполне вероятным, что он бывает со своей разведенкой наедине под одной крышей».

Я сказал раввину: «Может быть, вы спутали гостиницу его разведенки с моей гостиницей?»

Габриэль усмехнулся: «У нашего рабби уже прошла ревность, но не прошла ненависть».

Раввин в очередной раз погладил бороду и сказал: «Не хочу, чтобы говорили, будто ваш раввин пренебрегает своим долгом, поэтому назначаю вам срок — если отныне и до кануна следующего месяца Ханох не вернется, я готов объявить общий пост».

Они попрощались и вышли. И я тоже направился к двери. На выходе он мне сказал: «Теперь, когда господин уже знает дорогу к моему дому, пусть приходит снова».

И мне действительно очень захотелось сразу же вернуться к нему — как тому человеку, который пришел к знаменитому раввину, провел с ним несколько часов и, едва выйдя от него, тут же вернулся к нему снова. Его спросили: «Почему ты вернулся, ведь ты только что сидел у нашего раввина несколько часов?» А он сказал: «Нет, говорят ведь, что если ты был в каком-то месте, то тебе не миновать прийти туда снова, — так вот чтобы не пришлось возвращаться потом, я лучше вернусь сейчас».

Назначенный день приближался, а следы Ханоха все еще не отыскались. Снег покрыл землю, и она ничего не могла рассказать. А жена Ханоха и его дети ходили по городу, и плач их вздымался к самому сердцу Небес. Но Небеса забыли о милосердии.

Люди снова вышли на поиски. Не было такой деревни, куда бы они не заглянули. К ним присоединились также несколько крестьян, хорошо относившихся к Ханоху. Но снег по-прежнему скрывал его тайну.

А городской раввин все никак не решался объявить общий пост в нынешнем Шибуше, где молодое поколение ест и пьет даже в Судный день. После долгих раздумий он решил поговорить с некоторыми выбранными людьми, чтобы они держали пост один день, а он, понятное дело, будет поститься вместе с ними. Но в конце концов более решительные люди все-таки победили, и раввин поневоле согласился наложить пост на весь город. Те, кто при этом присутствовал, рассказывали, что, когда он назначал этот пост, лицо его было белым как мел.