Король нищих - Жюльетта Бенцони

С неописуемой радостью скиталица вновь оказалась в своей очаровательной желтой спальне. Она снова прикоснулась к изящным вещицам серебряного туалетного гарнитура, взяла красивое венецианское зеркало, которое отразило лицо, словно размытое усталостью и страхами последних дней. Однако и это было чудом молодости — Сильви казалось будто все, что она вынесла, страдания и ее позор, покинули ее в ту минуту, когда она начала раздеваться. Здесь, в этой уютной комнате, которую нежная забота сохранила в неприкосновенности, Сильви почувствовала, что в ее душе осталось нетронутым главное: жизненная сила, вкус к жизни, даже к борьбе, и особенно любовь к Франсуа, хотя он и отверг ее. Наверное, так же он отверг бы и любую другую женщину, которая стала бы ему навязываться. Теперь, когда Лафма отдал Создателю — если, конечно, не мессиру Сатане! — свою подлую черную душу, все встало на свои места, и Сильви ощутила, что она снова начинает становиться сама собой — той Сильви, которой она была раньше, той, которая так много пережила и выстояла, той, которая любила и продолжала любить и надеяться.

Это счастье длилось недолго — всего два дня. А именно до прихода весьма взволнованного Теофраста Ренодо, явившегося сообщить, что Лафма выжил.

«Курьер, утром принесший пакет, нашел его в крови, но Лафма еще дышал, — рассказал он потрясенным друзьям. — Его даже привели в сознание, он нашел в себе достаточно сил потребовать, чтобы послали за знаменитым Жаном Батистом Мореном де Вильфраншем, королевским астрологом, о котором говорят, что если он соизволит взяться за прежнее ремесло лекаря, то может сотворить чудо.

— И он сможет помочь Лафма вернуться к жизни? — спросил Персеваль.

— До этого еще очень далеко. У раненого — он получил удар шпагой в грудь — сильный жар, и окружающие даже говорят, будто в бреду он несет такие чудовищные вещи, что домочадцы сочли необходимым никого к нему не допускать.

— Известно ли, кто нанес удар?

— Слуги и стражники — их нашли в парке связанными и полу замерзшими от холода — говорят о всадниках в масках, но у тела раненого обнаружили лист бумаги с одним-единственным словом: «Кураж». Это меня ничуть не удивляет, — прибавил газетчик. — Обо всем вы прочтете в завтрашнем номере «Газетт де Франс»…

— Друг мой, не рассказывайте об этом так подробно! Ведь ваши читатели до нового распоряжения не должны знать, что капитан Кураж, хотя и не лишил жизни Лафма, спас мою крестницу. Госпожа Шемро так коварно обманула ее, привезла к своему другу, начальнику полиции, как, видимо, и было условлено между ними.

И шевалье де Рагенэль во всех деталях рассказал своему другу о злоключениях Сильви.

— Вы правы, — согласился Ренодо, когда Рагенэль закончил свой рассказ, — будет лучше, если мы не станем сообщать подробностей. Читатели лишь узнают, что Лафма подвергся нападению у себя дома и тяжело ранен. Потом мы будем печатать бюллетени о его здоровье и — все! Какая удача, что кардинал надолго уехал из Парижа! Приказы, которые он может отдать по этому поводу, наверняка не будут исполняться с тем рвением, как если бы он находился в столице. Во-первых, потому, что большинство полицейских ненавидят начальника полиции, во-вторых, потому, что все знают: кардинал долго не протянет. Это сдерживает начинания, которые впоследствии могли бы стать опасными…

— Но тогда мне придется снова вернуться в монастырь! — с горечью воскликнула Сильви. Она была на грани истерики. — Прощайте те спокойные мгновения, что я надеялась провести здесь! Неужели никто не может остановить этого негодяя?

Господин Ренодо взял руки девушки в свои:

— Спешить некуда. Я вам сказал, что до выздоровления далеко. Быть может, Лафма уже не суждено поправиться. Надеюсь, в этом доме вам ничто не угрожает, как и в монастыре. Здесь хватит людей, чтобы вас защитить, а любовь ваших близких ничто не сможет заменить. Оставайтесь здесь и следите за Дальнейшими событиями! Вполне возможно, что вам вообще не придется уезжать отсюда.

Лишь бы его слова сбылись! — вздохнула Сильви, когда Ренодо простился с ними. Издатель обещал не давать в газете сообщение о Лафма до следующей недели. — Ведь я мечтала жить вместе с вами в этом доме, который люблю, посвятить себя заботам о вас, как любящая дочь.

— Не надо предвосхищать будущее, милая моя Сильви. Я надеюсь увидеть ваше будущее более блестящим. Разве вы забыли о вашем друге Жане?

— Как можно забыть столь милого человека? Скажите, а где он сейчас? Я была бы рада видеть его.

— Сейчас он должен присоединиться к королю где-то между Лионом и Перпиньяном.

— Ах! Разве он уже уехал?

В голосе Сильви так явственно прозвучало сожаление, что Персеваль невольно улыбнулся.

— Да, но не для того, чтобы сойтись с врагом врукопашную. Он поехал просить короля освободить из Бастилии будущую герцогиню де Фонсом. Так он сказал мне на прощание.

Розовые щечки Сильви покраснели как мак.

— Но… Не помню, чтобы я давала ему свое согласие…

— Не давали. Разумеется, не давали, и впоследствии можно будет сказать, что вы взяли назад свое. слово, но подумайте о том, сколь значительной особой сделает вас столь знатный титул! Ничтожный Лафма будет смотреть на вас только издали и будет рисковать головой, если посмеет приблизиться к вам с дурными намерениями. К тому же, дорогое мое дитя, я считаю, что ни один мужчина никогда не будет любить вас так, как он. Жан беззаветно вам предан и не требует ничего взамен.

— Кроме моей руки и моего тела.

— Вы могли бы позволить мне закончить мою фразу: не требует ничего, кроме того, чем вы пожелаете его подарить. Ему известно все, что вы претерпели. Все, вы понимаете меня? Я сам рассказал ему обо всем.

— И он все-таки хочет сделать меня герцогиней? Это безумие. Я никогда не смогу…

— Замужество не требует никаких особых знаний, — рассмеялся Персеваль, видя ее растерянность. — К тому же вы уже находились в окружении королевы. Я уверен, что она была бы очень рада вновь обрести свою «кошечку», даже с венцом герцогини на головке…

Опять королева! Но Сильви о ней и думать забыла. Наверное, произошло это потому, что Сильви была убеждена: увлеченный госпожой де Монбазон, Франсуа наконец-то разлюбил королеву.

— Я так давно ее не видела. Как она теперь выглядит?

— Кто? Королева? Я лично нахожу, что она даже похорошела. Родив двоих детей. Она просто расцвела. Поистине…

— Уж не пытаетесь ли вы уверить меня, что Бофор по-прежнему ее любит, несмотря на свою новую связь?

— Да, Сильви, как ни горько это вам слышать, я считаю, что он по-прежнему любит королеву. Я понял это по тому, с каким волнением Бофор о ней говорил…

— Значит, вы видели его?

— Да. Перед отъездом к отцу Франсуа зашел ко мне, чтобы дать кое-какие советы… Сильви! Пришло время, когда вы должны взглянуть правде в глаза. Я прекрасно знаю, что вы любите его, но вы уже не девочка и должны понимать, что он никогда не будет принадлежать вам. Поэтому не мучайте себя и не портите жизнь ради пустой мечты!