Красивые мамы дочек не любят - Вера Колочкова

– Ну, а тебе-то он что объясняет?

– О-о-о… Он много чего объясняет! Он мне всю ночь напролет объяснял, как он ее любит, как жить без нее не может, какая она нежная и хрупкая, как ребенок, да как нуждается в его защите… А меня ему, видишь ли, жалко! Как тот чемодан без ручки, помнишь, в анекдоте? Я ему объясняю, что его, как лоха, на нежность да хрупкость развели, а он психует!

– И что, уже четвертый день вы так объясняетесь? – не поверила Маша.

– Да нет, это все в первый день было. А потом он просто запил. Отключил все телефоны и пьет. Выспится и опять напивается, поспит – и опять… Когда это все кончится, я так больше не могу!

Инна заплакала, вытирая бледное сухое лицо дрожащими пальцами с облезшим маникюром, продолжая причитать:

– Я так устала за эти дни, Мышь, ты не представляешь! Это такая пытка! И проклятый собранный чемодан в прихожей стоит, и Арсений ни туда ни сюда, никак… Ты знаешь, никогда не думала, что именно со мной может случиться что-то подобное. С другими – да, это понятно, а со мной – нет… Я ведь и тебе не до конца поверила, когда ты мне про эту Алену рассказала. Как же – не может глупая малолетка у меня мужа увести! А малолетка вцепилась, как клещ, – не отодрать! Она ему три дня, видишь ли, дала на решение проблемы. Да еще и условие поставила: или он к ней уходит, или она рвет все отношения.

– Так три дня вроде прошло…

– Ну и что? Она с работы уволилась? Исчезла?

– Нет, сидит…

– Мышь, я, собственно, чего приехала-то… – все еще всхлипывая, но уже переходя на деловой тон, заговорила Инна. – Ты поговори с Арсением!

– Я?! О чем я должна с ним поговорить? – опешила Маша.

– Ну понимаешь, он не от меня, он от других должен услышать правду! Ты ему объясни, что эта Алена его просто использует и никакой любви здесь и близко не стояло! Мне-то он не верит, конечно, я же, так сказать, лицо заинтересованное! А тебе поверит! Ты ж всегда для него авторитетом была, истиной в последней инстанции… Вы все время раньше шушукались, ты сумеешь его убедить, я знаю!

– Да когда это было, Инна! Он в последнее время закрыт так, что и не достучаться!

– Мышечка, я прошу тебя! Пожалуйста! Я очень тебя прошу!

– Ну хорошо, Инна, я попробую… Только что я ему скажу? Не бросай Инну? Не уходи к Алене? Бред какой-то…

– Давай так поступим… – решительно заговорила Инна, надевая на голову свой белый платочек и сосредоточенно завязывая его концы сзади на шее. – Ты сейчас берешь какие-нибудь бумаги, которые требуют его якобы срочной подписи, и я везу тебя к нему. Зайдешь, сама оценишь обстановку, поговоришь… А я вечером приеду, и – опа! Как будто тебя впервые за эти дни вижу. Ладно? А потом я тебя домой отвезу!

– Хорошо, поехали, – окончательно сдалась Маша, – погоди только, за бумагами схожу. Их и правда накопилось за эти дни порядочно…

***

Она долго и упорно нажимала на кнопку звонка, прислушиваясь к тишине за дверью квартиры Ларионовых и от волнения с силой прижимая к груди тоненькую зеленую папочку с документами. Сердце само собой заколотилось и ухнуло в пятки от звука шаркающих по длинному коридору ларионовской квартиры шагов Арсения. Он долго шевелил рычажками не желающего открываться сложного замка, чертыхался злобно и тихо. Наконец дверь открылась, и Маша интуитивно отступила на шаг назад, вцепившись, как в щит, обеими руками в свою зеленую папочку. Таким Арсения она не видела никогда…

Он стоял перед ней босой, в небрежно запахнутом старом махровом халате, лохматый и злой. Трехдневная щетина на серых отечных щеках напрочь обезобразила всегда холеное лицо, в глазах стояла мука давнего тяжелого похмелья. Он долго смотрел на Машу исподлобья, будто не узнавая, потом, слегка покачнувшись, резко развернулся и медленно пошел по длинному коридору в сторону кухни. Маша нерешительно вошла в прихожую, захлопнув за собой дверь. Минуту растерянно смотрела на мудреный замок, не зная, как к нему подступиться, не решаясь позвать Арсения. Наконец просто накинула цепочку и прошла на кухню.

Арсений сидел, откинувшись на спинку мягкого кожаного диванчика, сложив скрещенные голые ноги на придвинутом стуле. Наткнувшись взглядом на испуганное Машино лицо, неуклюже наклонился, приподняв упавшую полу халата. «Господи, да он пьян совсем, – догадалась Маша, вглядевшись в мутную голубизну его глаз. – Как я с ним говорить-то буду? Надо было отказаться! Тоже мне, прилетел голубь мира, семью спасать…»

– Садись, чего стоишь? – сердито приказал Арсений. – Водку пить будешь?

– Нет. Ты же знаешь, я совсем не пью. Вообще-то я по делу…

– Мышь, выпей со мной!

– Нет, я не хочу. Послушай меня, Арсений…

– Хоть раз в жизни ты можешь со мной выпить или нет? – вдруг заорал он, подавшись вперед со своего диванчика. – Ты будешь со мной пить, иначе разговора не будет!

Он резко поднялся на ноги, шагнул к холодильнику, вытащил початую запотевшую бутылку водки, водрузил ее на стол. Из заваленной грязной посудой мойки выдернул два больших граненых стакана черного стекла, сполоснул под струей воды. Маша испуганно следила за его передвижениями, втянув голову в плечи. Арсений сел за стол напротив нее, наполнил стаканы наполовину водкой:

– Пей.

Маша закрыла глаза, выдохнула из себя весь воздух и, через силу сделав большой глоток и резко передернувшись, поставила стакан на стол.

– Пей до конца!

– Мне же плохо будет, Арсений! – взмолилась Маша. – Хватит уже!

– От водки никому плохо не бывает, не бойся. Пей!

Отчаянно преодолев страх, Маша опрокинула в себя водку, поставила стакан на стол и, округлив от ужаса глаза, уставилась на Арсения, боясь вдохнуть воздух. Водка обожгла гортань, влилась в сжавшийся легким спазмом желудок. «Я ж ничего еще не ела сегодня, пообедать мне Инна не дала…» – успела подумать Маша, с шумом вдыхая наконец воздух и заедая водочную горечь засохшим кусочком сыра, одиноко лежащим на одной из тарелок, беспорядочно стоящих на кухонном столе.

– Дай чего-нибудь поесть-то, хозяин! – вдруг неожиданно для самой себя легко и непринужденно произнесла она, ощущая в себе странную приятную легкость. Небывалую легкость. Непривычную. Такую непривычную, что захотелось распрямить спину и вскинуть подбородок повыше. Будто разом провалилось куда-то сковывающее ее напряжение, а на его место пришла простая физиологическая радость от ощущения зверски здорового голода. – Слышь, хозяин! Умираю, есть хочу!

Арсений, казалось, не слышал ее совсем, сидел, уставившись мутным взглядом в окно, скрестив на груди руки. Потом медленно потянулся к бутылке, снова разлил водку по стаканам.

– Пей! – отдал он короткий приказ, следя взглядом за Машей, покорно взявшейся за стакан. Брезгливо сморщив губы, выпил сам, с шумом шмякнул свой стакан на стол и снова сложил на груди руки, уставившись в окно.

«А ничего страшного, оказывается… – расслабленно подумала Маша, прислушиваясь к своему организму. – В этом даже что-то есть, честное слово! Вот сейчас напьюсь и все ему скажу! И пусть знает, как я мучаюсь вот уже двадцать лет… Стоп! Я же не за этим сюда пришла… А зачем я пришла? Ах да, мне же про Инну сказать надо, про Алену… – Мысли ее беспорядочно путались, как в вязкой паутине, в голове приятно шумело. – Надо и правда что-нибудь съесть, иначе под стол свалюсь, если снова выпить заставит!» – уже совсем весело подумала она, вставая на нетвердых ногах из-за стола и подходя к холодильнику.