Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Массимо Манфреди

Царь обеспечил покорность нескольких близлежащих городов на побережье, в том числе Сиды и Аспенда. Эти города, построенные отчасти греками, отличались прекрасными площадями, колоннадами и храмами со статуями богов. Александр обложил их тем же налогом, который они до того платили персам, оставил там небольшое число гетайров со штурмовыми частями из корпуса «щитоносцев», а под стенами Телмесса — своих союзников-варваров, и выступил на север.

Таврские горы были покрыты снегом, но погода стояла довольно хорошая, и над головой ярко синело безоблачное небо. То и дело встречались буки и дубы, еще не утратившие красной или охряной листвы. Они выделялись среди белизны, как золото в серебряной вазе. Вперед высылались фракийцы и агриане во главе с Лисимахом, они занимали горные перевалы, чтобы избежать внезапного нападения, так что войско продвигалось без лишних опасностей.

Евмен в деревнях покупал провизию, чтобы не раздражать местное население и гарантировать как можно более спокойный проход войска к перевалам большой горной гряды. Александр молча, в одиночестве ехал впереди всех на Букефале, и было нетрудно понять, что его занимают нелегкие мысли. На нем была македонская широкополая шляпа и тяжелая военная хламида из грубой шерсти. Путаясь под ногами жеребца, трусил Перитас. Животные давно привыкли друг к другу, и когда пес не спал в ногах Александрова ложа, то сворачивался клубком на соломе рядом с конем.

После нескольких дней перехода по горам вдали показалось материковое плоскогорье — обширная выжженная солнцем равнина, овеваемая холодным ветром. Вдалеке темным ясным зеркалом в окружении широкой белой полосы сверкала вода.

— Опять снег, — проворчал Евмен, страдавший от холода и решительно сменивший короткий военный хитон на пару более удобных фригийских штанов.

— Нет, это соль, — поправил его ехавший рядом Аристандр. — Это озеро Аскания, оно солонее, чем море. Летом его поверхность сильно понижается, и полоса соли становится огромной. Местные жители продают эту соль по всей долине.

Когда войско проходило по белоснежной полосе, солнце за спиной начало опускаться за горы, и лучистый свет, отражаясь от миллионов кристалликов, создавал фантастическое зрелище, оставляя впечатление волшебства. Солдаты молча смотрели на это чудо, не в силах оторвать глаз от блестящего разноцветья, от лучей, рассеянных бесконечными гранями на радужные веера в торжестве сверкающего огня.

— Олимпийские боги…— прошептал Селевк. — Какое великолепие! Теперь действительно чувствуется, что мы далеко от дома.

— Да, — согласился Птолемей. — Никогда в жизни не видел такого.

— И не только этим здесь можно восхититься, — продолжил Аристандр. — Дальше есть гора Аргей, изрыгающая из вершины пламя и покрывающая пеплом целые области. Говорят, что под ее громадой прикован гигант Тифон.

Птолемей сделал знак Селевку следовать за ним и пришпорил коня, словно собирался проинспектировать колонну, но, проскакав с полстадия, вновь перешел на шаг и спросил:

— Что с Александром?

— Не знаю. Он такой с тех пор, как у нас побывал тот египтянин, — ответил Селевк.

— Не нравятся мне эти египтяне, — глубокомысленно проговорил Птолемей. — Кто знает, что он вбил ему в голову. Мало нам было этого ясновидца, Аристандра.

— Ох, верно. Что он мог ему сообщить? Наверняка какую-то неприятность. А потом эта спешка с продвижением вперед… Уж не случилось ли чего с Парменионом?

Птолемей бросил взгляд вперед на ехавшего невдалеке Александра.

— Он бы сказал. И потом, с Парменионом Черный, Филот, Кратер да еще его двоюродный брат Аминта, командующий фессалийской конницей. Неужели никто бы не спасся?

— Кто знает? Вдруг им устроили засаду… А возможно, он думает о Мемноне. Этот человек способен на все: пока мы тут разговариваем, он, может был, уже высадился в Македонии или в Пирее.

— И что делать? Попросить Александра, чтобы сегодня пригласил нас на ужин?

— Смотря в каком он будет настроении. Лучше бы посоветоваться с Гефестионом.

— Да, лучше посоветоваться. Так и сделаем.

Тем временем солнце село за горизонт, и двое друзей невольно задумались о девушках, которых оставили в слезах дома в Пиерии или Эордее и которые, быть может, в этот час тоже с тоской вспоминают о них.

— Тебе не приходило в голову жениться? — вдруг спросил Птолемей.

— Нет. А тебе?

— Тоже нет. Но мне бы подошла Клеопатра.

— И мне.

— И Пердикке, если уж на то пошло.

— Еще бы. И Пердикке тоже.

В голове колонны раздался громкий крик. Это прискакали с рекогносцировки разведчики, последняя группа перед наступлением темноты:

— Келены! Келены!

— Где? — спросил Гефестион, выехав вперед.

— В пяти стадиях, — ответил один из разведчиков, указывая на отдаленный холм, где мерцали мириады огней. Это было чудесное зрелище: как будто в гигантском муравейнике переливались тысячи светлячков.

Александр словно очнулся и поднял руку, останавливая колонну.

— Становимся лагерем здесь, — велел он. — К городу подойдем завтра. Это столица Фригии и резиденция персидского сатрапа провинции. Если Парменион еще не взял этот город, возьмем мы. В крепости должно быть немало денег.

— Кажется, его настроение переменилось, — заметил Птолемей.

— Да, — согласился Селевк. — Ему, наверное, вспомнились слова Аристотеля: «Проблема либо имеет решение, и тогда нет смысла беспокоиться, либо она не имеет решения, и тогда тоже нет смысла беспокоиться». Хорошо бы он пригласил нас на ужин.

Аристотель прибыл в Метон на одном из последних кораблей, еще остававшихся в Пирее; на море уже вовсю властвовала зима. Капитан решил воспользоваться довольно крепким и постоянным ветром с юга, чтобы доставить партию оливкового масла, вина и пчелиного воска, которым иначе пришлось бы пролежать на складе до наступления весны, когда цены упадут.

Высадившись, Аристотель сел в запряженную парой мулов повозку и отправился в Миезу. У него были ключи от всего комплекса зданий и разрешение пользоваться ими в любое время. Философ знал, что встретит здесь интересного собеседника, который сообщит ему известия об Александре, — Лисиппа.

И он, в самом деле, увидел ваятеля за работой в литейной мастерской, где тот изготавливал из белой глины макет грандиозной скульптурной группы, изображавшей турму Александра при Гранике. Затем эта группа будет отлита в окончательных пропорциях для монумента. Уже почти настал вечер, и как в мастерской, так и в трапезной и в комнатах для гостей горели лампы.

— С приездом, Аристотель! — приветствовал его Лисипп. — К сожалению, не могу подать тебе руку: она грязная. Если минутку подождешь, я буду весь к твоим услугам.