Вальс над бездной - Наталья Калинина

– А зачем ей было возвращаться? Сестру похоронила. А вся жизнь у нее теперь в столице, – ответил Дэн. – В отпуск она летает на заграничные курорты. Если честно, не могу ее представить копающейся в огороде или отмывающей окна.

– Как тут неприятно, – поежилась Лиза и нервно огляделась.

– Ничего не трогай! – спохватился Дэн.

– Да я не трогаю. И защиту тоже сделала. На всякий случай.

Она взяла его за руку и тем самым выдала, что, несмотря на свою браваду и защиту, боится. Он ободряюще сжал ее пальцы. Так они, держась за руки, и обошли небольшие комнаты, кухню и коридор. Видно было, что до того, как Амалия выстроила свою компанию, жила семья небогато. На полу еще сохранились связанные из тканевых полосок половички. Пыльные окна прятались за пожелтевшим тюлем. И все же, несмотря на запущенность, дом будто ожидал, что однажды его хозяйки вернутся. В кухонных шкафах стояла простая посуда. В шкафу обнаружилось изъеденное молью пальто. На старой стиральной машине высилась небольшая бельевая корзина.

В одной из спален над застеленной покрывалом кроватью они обнаружили постеры с актерами из зарубежного молодежного сериала. Дэн первым предположил, что эта комната была Анны. Страшно и неловко было трогать вещи той, которой давно не было в живых. Но они были здесь для того, чтобы больше узнать об Анне. Инга выдвинула ящики стола, но те оказались пустыми. Дэн открыл одежный шкаф и тоже ничего не обнаружил. А Лиза, осмелев, подошла к полке с книгами.

– Ничего тут нет. Пойдемте? – позвала всех Инга. Дом не дал им никаких намеков на то, какой была жизнь девушек, кроме того, что жили они небогато.

– Погодите! Смотрите, что я нашла!

– Лиз, я же просил тебя ничего не трогать! – воскликнул Дэн, заметив, что девушка уже вытащила с полки какой-то альбом. Но Лиза уже бережно выложила альбом на стол и раскрыла его.

Это были рисунки, сделанные большей частью простым карандашом и иногда – с добавлением цвета. Выполнены они были талантливо: вещи – узнаваемы, человеческие фигуры и лица прописаны с достоверностью. Но привлекло внимание Дэна не столько мастерство девушки, сколько то, что в ее рисунках, в тех, на которых были изображены люди, прослеживалась сюжетность. Другие рисунки, на которых Анна изображала предметы гардероба, обувь или другие материальные вещи, такими интересными ему не показались.

– А неплохо она рисовала! – заметила Лиза и развернулась к Инге: – Она могла бы быть достойной ученицей в твоей школе. Интересно, обучалась ли Анна где?

– Не думаю, – возразила Инга, внимательно, как и Дэн, рассматривая рисунок, на котором человек держал на руках безжизненно свесившую лапы и голову собаку. – Сюжеты у нее какие-то неприятные. Может, Анна зарисовывала то, что ее потрясло? К примеру, здесь мужчина горюет над собакой. Может, это был ее пес?

– Тогда кто этот мужчина? Их семья состояла из женщин, – напомнил Дэн.

– Да уж. Гораздо приятнее смотреть на сумочки и платья. О, кстати, о таких туфлях и я мечтала! Ну, о похожих. Видела на местных «тетеньках». Тогда к нам в город завезли такие туфли, в них полгорода щеголяло. Только для детей размера не было, – вспомнила Лиза, а Дэн, нахмурившись, внимательнее вгляделся в рисунок.

– Может, Анна рисовала то, о чем мечтала, но не могла получить? Платья, сумочки, туфли… Собаку!

– Ага, мертвую, – скривилась Лиза.

– Погодите… – остановила их перепалку Инга и, перевернув страницу, воскликнула:

– Боже мой!

На следующем рисунке был изображен старый автомобиль, в салоне которого угадывался водитель в накинутом на голову капюшоне. Автомобиль катил по ночной дороге вдоль сцепившихся кронами, будто костлявыми руками, деревьев, и темноту, изображенную с помощью штриховки, разрезал один-единственный желтый луч. На другой странице опять предстал автомобиль. Только его уже тормозила развернувшаяся к зрителям спиной женщина. Дальше эта женщина сидела в салоне рядом с водителем, а автомобиль катился по крутому склону в клокочущую лаву, из которой торчали руки, ноги и головы с искаженными ужасом лицами.

– Веселенькие картинки, – пробормотал Дэн. – Лучше бы она платья рисовала.

Зарисовок платьев и прочих вещей в альбоме больше не оказалось. Были опять сюжетные рисунки, которые заставили вновь содрогнуться. На одном была сцена ДТП: молодой парень лежит под колесами задавившего его автомобиля. На второй Анна изобразила парня, из руки которого выпадает стакан. Судя по расширенным от ужаса глазам парня и по тому, что свободной рукой он держится за горло, можно было догадаться, что выпил он яд.

– Погоди, – остановил Ингу Дэн, когда женщина собралась перевернуть страницу. – Бабкин и Сергеев, которые изнасиловали Анну, вскоре после случившегося погибли. Я узнал об этом буквально на днях. Одного из них насмерть сбила машина. Другой, кажется, умер от отравления паленой водкой.

Лиза в ужасе воззрилась на него, затем перевела взгляд на мачеху.

– Думаю, нам стоит закрыть этот альбом, – прошептала она.

– Там еще есть один рисунок…

– Того, как погибаю уже я? – нервно усмехнулся Дэн. – Впрочем, Анна отчего-то меня пощадила.

Он сам перевернул страницу. Анна только начала рисунок и остановилась, будто что-то ее прервало. Это оказался лишь схематичный набросок человеческой фигуры. Но понять, кто бы это мог быть – мужчина, женщина, – и что с ним собиралась «сделать» художница, еще было нельзя.

– Она просто не успела дорисовать, – произнесла вслух Инга то, что они втроем подумали. – Это, возможно, был ее последний набросок.

– Можно сказать, мне повезло. Потому что не знаю, какую участь уготовила мне Анна.

– Ты всерьез думаешь, что она могла рисунками призывать ситуации? – спросила Лиза. – Может, она лишь предвидела будущее?

– Мне так не кажется, Лиз.

– Давайте отдадим ключи, поедем домой и уже там подумаем, – предложила Инга. – Здесь мы «нагостились».

Она спрятала альбом опять среди книг. Дэн вышел последним, с силой захлопнул дверь и окликнул:

– Инга, погоди! Давай я верну ключи.

Он неплохо умел разговорить женщину, любого возраста. И хоть соседка ему показалась хмурой и необщительной, Дэн не терял надежды выведать у нее больше сведений об Амалии и ее погибшей сестре.

Так и вышло. Соседка клюнула на крючок, когда Дэн как бы между прочим заметил, что о доме узнал от самой Амалии и знает, как она горюет о гибели сестры.

– Да ну! Горюет! – фыркнула женщина и уперла руки в крутые бока. – Да они с Аней, царствие той небесное, всю жизнь как кошка с собакой цапались! Обе были с гонором. Иногда орали так, что аж я слышала. Не знаю, как в этом аду бедная Тамара выживала. О покойниках плохо не говорят, но Анна всегда Амалии перечила. Будто нарочно. Впрочем, ее тоже понять можно. Тамара как-то пожаловалась мне, что Амалия обвиняла сестру в смерти матери. А в чем малютка-то виновата? В том, что появилась на свет, а родительница тяжелые роды не перенесла?