Код Ореста - Мария Энгстранд

– Ну вот, – сказал он.

– Ага, – сказала я.

И мы принялись по очереди копать.

На глубине чуть больше полуметра мы обнаружили ящик. Сделанный из дерева – темный и немного подгнивший. Я вся перепачкалась в земле, отряхивая его. Старые петли заскрипели, когда мы подняли крышку.

Внутри ящика лежал футляр, завернутый в ткань – вероятно, в прошлом такого же белого цвета, как простыня. Темно-красный футляр закрывался сбоку на маленькую пряжку.

Орест медленно открыл крышку. Содержимое футляра блеснуло на солнце, которое очень кстати вышло из-за туч.

На бархатной подушке лежал предмет, напоминавший большие часы. Большой и круглый, с несколькими стрелками, под которыми виднелись круги – как шестеренки, только красивее. Прибор отсвечивал золотом. Возможно, не настоящим. Наверное, это они, «звездные часы» Нильса Эрикссона, – и это самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видела. Понятно, почему Акселю трудно было с ней расстаться.

Орест достал инструмент с шестеренками и взвесил в руке. Я внимательно осмотрела пустой футляр. На внутренней стороне крышки виднелась какая-то надпись – буквы были выведены с такими же завитушками, как и в первом письме Акселя.

– Ты ключ, – прочла я. – Но где же код? – Тут же возник вопрос.

– Смотри-ка! – прошептал Орест.

Обычных цифр на часах не было, зато имелось нечто другое. Маленькие загогулинки, буквы, знаки и символы, точки и черточки теснились на обеих сторонах диска и на колесиках. Плоскость, лежащая как бы поверх остальных, образовывала рисунок, напоминающий ветки дерева с сидящими на них птицами.

В одном месте, на краешке часов, находилось кольцо, за которое их можно было держать. Там я разглядела гравировку из двух слов. Первые две буквы в каждом слове казались больше остальных, так что поначалу я решила, что там написано ФИСЦ, но потом разобрала, что это ФИДЕС СЦЕНТИЯ.

Вера и наука! Как и предыдущий пароль! Я как раз собиралась сказать об этом Оресту, когда обратила внимание на одну из трех стрелок прибора. Она выглядела как стрела – и верно, на другом конце виднелась палочка, идущая поперек и пересекающая стрелу- стрелку. Точно такая же, как знак на руке Ореста! Он снова нас преследует.

– Послушай, – сказала я Оресту. – Ты видел?..

Прежде чем он успел ответить, за моей спиной раздалось странное постукивание. Мы оба замерли. Звук был такой, будто кто-то стучал в дверь.

Орест ловко кинул мне прибор, и я поспешила закрыть коробочку. Тук-тук-тук! Опять! Всё тот же нетерпеливый стук.

Орест пристально уставился на что-то – или кого- то? – за моей спиной. Потом он вдруг улыбнулся. Я обернулась и поняла почему.

Дятел! На дереве, под которым мы копали, сидел дятел и стучал клювом по стволу. Сильно и так часто, что красная полоса на его голове мелькала быстро-быстро. Но рядом с дятлом мы увидели нечто совсем другое… Черные линии на коре, словно обожженные: угловатые буквы! На дереве виднелась надпись. Сделанная криво, она казалась очень давней, а буквы расплылись и почернели:

СВЖБХРЪМ

Ведь это, наверное, и есть шифр? Такая странная комбинация букв может быть только новым зашифрованным сообщением.

Я становлюсь экспертом по шифру Виженера. Я не колебалась ни секунды.

«Ты ключ», – написал Аксель. Ты. Я вспомнила, что все письма адресованы избранному ребенку. Сильвия говорила, что звездные часы должны достаться ребенку-лозоходцу. И, что бы там ни считал Орест, я знала, кто этот ребенок. «Ты» – это может быть только Орест.

Я использовала в качестве ключа буквы его имени: ОРЕСТ.

Получилось ГТБРГВКЗ.

Предельно просто и ясно.

Есть только одно место, которое сокращается как ГТБРГВКЗ.

Сейчас, тогда и, вероятно, всегда.

Гётеборгский вокзал.

На следующий день Орест полдня просидел в библиотеке, пытаясь выяснить, что же мы такое нашли. Я с ним пойти не смогла – у меня был последний в этом году урок по виолончели, а мой учитель после завершающего занятия всегда угощает чаем.

И вот – держитесь! – Орест выяснил, что звездные часы называются астролябией. Астролябия. Подумать только, что существует предмет, который так называется. По-настоящему. Не в «Гарри Поттере».

Возможный изобретатель – Гипатия, ок. 400 г. н. э.

Астролябия – астрономический инструмент. Используется в первую очередь для того, чтобы вычислять положение звезд. Но с ее помощью можно также прокладывать направление к какой-либо географической точке. Раньше астролябию широко применяли в астрологии.

Стоя в определенном месте в определенное время и направляя стрелки астролябии в определенном направлении, можно узнать, где располагаются различные географические объекты. (И это было очень удобно, когда не было навигаторов и системы GPS.)

Стоя на определенном месте и поворачивая стрелку в сторону определенной звезды, можно вычислить время. (И это было очень полезно, когда не было надежных часов.)

Чтобы настроить астролябию, надо повернуть различные колесики.

Старинные астролябии очень ценные!

Внешнее колесико астролябии, которую мы нашли, образует девять птиц, собаку и рыбу. Вероятно, клювы птиц и остальные фигурки должны показывать положение различных звезд.

На внутреннем колесе написано: Mirac, batnachaythos, menkar augetenar, aldeboran, alhayok, rigil, elgueze, alhabor, algomeyza, markeb, alfard cor leon, edub, algorab, alchimek, benetnac, alramek, elfeca, yed, alacrab alhae, taben, wega, altair, defin, aldigege, cor corvi, aldera, musida equi, cenok hum ehui, skeder.

Похоже, это названия звезд.

На внешнем колесике – названия знаков зодиака на латыни.

Ничего, что поясняло бы текст на обратной стороне, я не нашел.

Мы сидели на кровати Ореста, прямо на ровном покрывале, пока он рассказывал об астролябиях.

– Эта астролябия, должно быть, старинная, – сказал Орест. – То есть очень-очень старая. Семнадцатого века или около того. И очень дорогая…

– Но что Нильс Эрикссон собирался с ней делать? – Я не могла оторвать глаз от астролябии, она казалась такой невероятно красивой. – Для строительства железных дорог такая штука вряд ли сгодится…

– Ты права. – Орест еще не всем со мной поделился. – И я выяснил еще одну вещь. Это не обычная астролябия. На одной стороне изображено звездное небо, как и положено. А вот на другой… – он повернул астролябию. – Здесь нарисовано нечто иное. И я не могу понять, что именно.