Или я сейчас умру от счастья - Маша Трауб

Оказавшись в странном месте, под звук, заглушающий мысли и ощущения, Тина совершила невозможное – попросила сумку и достала фотографию. Она протянула ее человеку, который находился поблизости и лицо которого казалось ей очень знакомым, можно сказать, родным.

После чего отключилась.

Потом Иза рассказывала, что мэр долго рассматривал фотографию. Неля, которая все время плакала, объясняла на всех языках, что они приехали ради того, чтобы сообщить мэру о внезапно найденных родственниках. Мэр кивал, но как-то равнодушно. И тогда Неля перешла на грузинский. Старый, деревенский. И мэр вдруг затих. Он смотрел на фотографию, на Тину, Отари, который лежал рядом, и снова на фотографию. Неля рассказывала историю семьи дяди Роберта по-грузински, с теми интонациями, которые использовали в речи ее бабушка и дедушка. Мэр молчал. Неля потом утверждала, что слезы текли по его лицу всю дорогу, пока они летели до клиники.

В больнице Отари поставили капельницу, а на ту, что соорудила из ветки и целлофанового пакета Иза, приходили смотреть все доктора и приводили, как на экскурсию, интернов. Иза же, увидев в руках интерна кардиограммы, прочитала целую лекцию и устроила цирковое представление – беременной медсестре, двум пациенткам в положении и одному доктору-терапевту, которая изо всех сил скрывала беременность, предсказала пол будущих младенцев. И этот пол полностью совпал с данными УЗИ. После этого пришлось вмешаться главному врачу клиники, поскольку Иза парализовала работу кардиологического, гинекологического и терапевтического отделений, причем одновременно. Если бы не звонок оставленного на подзарядку телефона, еще не известно, что бы произошло. Звонила Илона. Ее крик в трубке был слышен даже без громкой связи.

– Иза, мое сердце сейчас выскочит и разобьется! Где мой сын? Где моя невестка? Почему я ничего не знаю? А я знаю, что-то случилось, хоть и не кардиолог. Или успокой мое сердце, или пусть мой инфаркт будет на твоей биографии! Что там за шум? Почему я слышу шум больницы? Иза! Нет, ничего мне не говори! Я лучше своими ногами пойду к Рустему, и пусть он меня вскрывает! А перед этим я попрошу его написать, что причина моей смерти – ты! Пусть в заключении так и напишет!

– Илона, успокойся, – ответила Иза.

– Как я могу успокоиться? И не говори так со мной, как я уже двое суток говорю с бедным Робертом, который так переживает, что Рустем уже здесь поселился. Слушай, Роберт стал проигрывать Рустему в нарды! Что мне делать? Он каждый раз держится за сердце, что я тебе звоню, а ты не отвечаешь! Расскажи мне все!

– Мы встретились с мэром… – начала рассказывать Иза, соображая, как аккуратно сообщить про больницу.

– Подожди, – перебила ее Илона, – ты же не знаешь главного! Софико родила! Девочку! Можешь себе представить? Я уже с ума схожу! Лиана тоже у меня в доме поселилась! Она вывешивает пеленки на моем дворе, потому что он, видите ли, больше! Она захватила мою кухню окончательно! Говорит, что ребенку вредно дышать маслом. Лиана совсем с ума сошла от счастья! Ходит по соседям и кричит, что ее невестка родила самую красивую девочку в мире, каких еще свет ни видывал. Она уже триста человек пригласила на крестины.

– Как назвали девочку? – уточнила Иза, чтобы потянуть время. Она так и не могла сообразить, как сообщить Илоне про сына с перитонитом и невестку с угрозой преждевременных родов. Иза боялась, что, получив сразу столько информации, Илона вполне может умереть от инфаркта.

– О, это был такой скандал, что даже я села играть с Рустемом в нарды, чтобы успокоиться. Бедная Софико обещала остаться в роддоме навсегда, если Лиана не передумает с именем. Она хотела ее назвать Кекела! Ты можешь себе представить? Даже я хохотала так, что у меня чуть детский энурез не случился. Софико тоже сначала смеялась, а потом плакать начала. А Лиана заявила, что так звали ее бабушку! Да, ее бабушку все звали кекелка! Потому что так одевалась, что ее мать делала вид, что не знакома с собственной дочерью! Ну ты представляешь? Девочку все бы звали кекелка! Бедная девочка! Хорошо, что ей досталась в матери Софико! Вот Софико и объявила, что из роддома не выпишется, пока Лиана не передумает!

– И как назвали?

– Ника, Никуля! Такая девочка! Тьфу на нее! На Софико похожа, только Лиане этого не говори. Она же всем рассказала, что девочка – копия ее бабки.

– Хорошее имя. Победа означает.

– Почему ты по-другому говорить стала? Быстро сейчас мне скажи! Иза, это ты или я ошиблась номером? Ты даже дышишь в трубку по-другому! Нет, я все-таки умру от инфаркта и всем расскажу на том свете, что моя лучшая подруга-кардиолог не смогла меня спасти.

– Илона, все хорошо. Мы встретились с мэром…

– Да, я не глухая и не в маразме. Ты уже это говорила. Где мой сын и моя невестка? Мэр признал своего брата?

– Мы сейчас в больнице. Все хорошо. Отари съел шаурму в уличной забегаловке, и ему стало плохо.

– Я так и знала! Чувствовала! А где были твои глаза, когда ты ими смотрела, как мой сын ест шаурму? Или там другой еды не было? Почему Тина не присмотрела за Отари? Где были ее глаза? Разве моему сыну можно питаться уличной едой? Разве он не привык с детства есть домашнее?

– Другой еды не было. Нам пришлось много ездить.

– И что? Нельзя было с собой наготовить? Хачапури сложно сделать? Мясо запечь? Теперь я должна страдать из-за Отари! Мой бедный мальчик! У него нежный желудок с детства! А Тина там, с ним?

– Да, конечно. Мы все здесь. – Иза так и не могла заставить себя признаться в том, что Тина лежит в соседнем отделении на сохранении.

– А что мэр? Почему из тебя все приходится клещами вытаскивать? – возмутилась Илона.

– Мы показали ему фотографию, Неля все рассказала. Мэр говорит по-грузински, оказывается. Он плакал, когда смотрел на фотографию.

– Он плакал от счастья или от горя? – уточнила серьезно Илона.

– Что ты говоришь? – не поняла Иза.

– Как что я говорю? Он был рад узнать про родственников или нет? – закричала Илона.

– Я не знаю, – честно ответила Иза.

– С этими мужчинами ничего не поймешь. Надо встретиться с женой мэра – она точно вам скажет. Вот мой Роберт тоже не знает, счастлив он или страдает. Зато я про него все знаю. Ты же помнишь, как мой Отари сомневался, жениться ему на Тине или нет, пока она ему не объяснила, что он должен прыгать от счастья. И что мы имеем? Он прыгает от счастья! Скажи Неле, чтобы она рассказала историю семьи жене мэра.

– Хорошо, скажу.

– О, боже, Лиана опять развешивает белье на моей веревке! А я на себе должна одежду сушить?

Илона побежала во двор делить веревки. Иза выдохнула с облегчением. Тяжелый разговор был отложен по не зависящим от нее причинам. Просто вмешалось провидение в лице Лианы, ее невестки и новорожденной внучки.

Иза сидела в комнате отдыха больницы. Она чувствовала, что смертельно устала. И хотела лишь одного – оказаться дома. Все-таки эта поездка оказалась ей не по силам. Такие испытания легко переносить в юности, но не на пенсии. Возраст давал о себе знать. К тому же она не представляла, где проведет предстоящую ночь. Водитель Михаил вместе с Нелей исчезли почти сразу. Отари и Тина спали в палатах. Про Изу, кажется, все забыли.