Ледяной рыцарь - Татьяна Леванова

– У них нет имен. Их невозможно узнать. И еще там, в зале, Рыкоса и Андрей, ты думаешь, они хотели бы, чтобы люди увидели их такими?

– В замок придут, их всех похоронят. В братской могиле. Не глупи, Маша. Просто не смотри на них сейчас.

– А куда мне смотреть? – девочка отвернулась и вдруг увидела Радугу. Таинственная лошадка Шестипалого стояла смирно у замковой стены, но доспехи на ней были разбиты, попона порвана.

Девочка бросилась к ней. Радуга узнала ее, но особой радости не выказала.

– Мы спасены! – воскликнула Маша. – Она умеет скакать по воздуху!

– Она странно себя ведет, – заявил Никита. – Мне нужно ее осмотреть. Вдруг она ранена? Скажи, ты можешь очистить ее от доспехов?

Словно ветер подхватил жестяную шелуху и рваные тряпки, Радуга вздохнула свободнее. Но под доспехами оказалась не простая лошадь. Это было перламутровое, переливающееся чудо. Без гривы, без шерсти – только безупречный силуэт и сияние.

Ребята осторожно гладили волшебную лошадь. На ощупь она была как фарфор, такая же шелковисто-гладко-твердая, только теплая.

– Зачем он прятал под доспехи такую красоту? – восхищенно прошептала Маша.

– Я думаю, он сам в свое время натерпелся с шестью пальцами, вот и прятал свою любимицу, защищал от чужих глаз. Знаешь, в большинстве своем люди боятся всего необычного. Даже если это воплощенная отвага, как Андрей Шестипалый, или самая настоящая красота, как лошадка Радуга. Люди часто преследовали тех, кому не повезло родиться как все…

Но все попытки ребят оседлать Радугу кончились ничем. Она вежливо терпела их ласки, но не позволяла даже опереться на ее спину.

– Никита Кожаный, сын кузнеца, много ли ты знаешь о лошадях? – буркнула уставшая Маша.

– Об обычных – достаточно, – отрезал он. – Но эта…

– Как бы ты подружился с ней, будь она обычной?

– Приманил бы коркой хлеба или яблоком.

– Попробовать, что ли, моченые яблоки? – Маша подобрала рысарский шлем и собрала туда все яблоки, что оставались в кухне. Радуга с достоинством приняла угощение, хотя недовольно всхрапнула, когда Никита забрался на нее верхом. Маша сунула лошади в зубы еще одно яблоко, и мальчик помог ей забраться.

– Лучик, где жилище мага Недодела, в котором спит венцесса? – спросила девочка у шапочки колокольцев, и та указала направление. Никита дернул поводья. Радуга повернула точеную перламутровую голову за угощением, и, получив яблоко, беспрекословно повиновалась новым седокам.

Она заскакала прямо по воздуху, вверх, будто в гору, легко и изящно. Ее спина и шея отливали нежно-голубым, в них отражалось чистое утреннее небо, освежившееся, словно деревенская кокетка, вчерашним снегом. Бока и гладкие ноги сверкали всеми оттенками розового и золотого, под стать рассветному солнцу. Маша крепко прижималась к спине Никиты, ей совершенно не было страшно. С высоты замок Громовая груда казался чистым и романтическим. Стали видны и другие замки, все, как один, приземистые, окруженные мощными стенами. Во дворах суетились крохотные человечки, вряд ли они могли рассмотреть в небесах перламутровую лошадь с двумя седоками на спине…

Они летели так долго, что у девочки заболела спина, точь-в-точь, как в тот день, когда они с дядькой Шестипалым скакали от колобка. Когда от разреженного холодного воздуха у Маши уже начало закладывать уши, ребята заметили, что Радуга скачет уже не вверх, а прямо, направляясь к вершине Горы Ледяной угрозы, похожей на гигантскую чашу. Посреди ровного белого поля зияла огромная черная яма, неправдоподобно круглая. На самом ее краю притулилась бревенчатая избушка, именно к ней вел синий лучик шапочки колокольцев. Радуга звонко стукнула копытами по твердому насту и повернула голову, выпрашивая очередное яблочко. Девочка скормила лошади оставшиеся яблоки. Радуга поклонилась и вдруг взмыла в небеса.

– Будем надеяться, нам не понадобится спускаться, – сказала Маша, и они с Никитой пошли к избушке. Толстые бревна ровным слоем покрывал лед, который казался здесь почти синим, на крыше торчали непонятные устройства, похожие на вентиляторы и стеклянные спирали, но не было дымоходной трубы. На жилье этот дом совсем не походил, ни снаружи, ни, как потом оказалось, внутри.

Тяжелая дверь была гладкой и скользкой, она только потрескивала под напором Никиты, но не желала поддаваться. Из последних сил ребята толкали ее, Маша даже пинала со злости темные доски, наконец дверь приоткрылась – в узкую щель они смогли протиснуться, лишь сняв броню и теплую одежду. Внутри пахло сыростью, из заснеженных окон пробивался тусклый свет, скудно отражаясь в склянках, в беспорядке расставленных на многочисленных полках и двух столах, посверкивали покрытые густым инеем стены. Первое, что бросилось Маше в глаза, когда они вошли в просторную горницу, было два хрустальных, как ей показалось, гроба, стоящих на простых широких лавках. Она подошла к ним, всматриваясь в лица лежащих там людей, дотронулась рукой до гроба, и ладонь онемела от холода. То, что девочка приняла за хрусталь, оказалось двумя ледяными глыбами. Здесь нашли свой последний приют два человека, погибших от проклятья ледяной кости.

Никита разбил что-то на другом конце комнаты, и девочка, вздрогнув, отшатнулась от глыб и повернулась в его сторону.

– Послушай, это же настоящая лаборатория! Может быть, мы найдем тут лекарство? – произнес Никита, перебирая склянки, приборы и покрытые инеем книги.

– Всему этому лет двадцать, не меньше, – покачала головой Маша спустя некоторое время. – Книги безнадежно испорчены, бутылки и банки пусты…

Никита зажег два светильника в виде драконов, висящих над столами, в горнице заметно посветлело, но фигуры в ледяных глыбах были еле различимы.

– Ты думаешь, это они? – прошептал мальчик. – Венцессы?

– Даже не знаю, – ответила девочка, – они не похожи на обычных обледеневших. Если бы они застыли сразу, то превратились бы в ледяные статуи, как Рыкоса. Если бы стыли долгое время, лед был бы грязным и мутным, как у других. Эти же выглядят так, словно их положили туда специально…

Она подышала на лед большей глыбы, там, где, судя по силуэту, была голова, потом потерла ладонью.

– Посмотри, мне кажется, или…

В глубине переливающихся граней явственно проступало лицо, над глыбой торчал кончик тонкой трубки, которая вела к губам, Маша ощущала его, когда проводила по льду ладонью. У второй глыбы оказалась такая же трубочка.

– Зачем это?

– Я думаю, чтобы мы могли их разбудить, – ответил Никита, обрывая листик с веточки умшастых ежей. – Я приготовлю для них зелье…

– Что ты делаешь, тебе самому оно скоро понадобится…

– Ты не хуже меня понимаешь, что одна из них – пропавшая венцесса. Может быть, разбудив ее, мы вернемся домой, где я снова буду здоров, – возразил мальчик.

Они наклонились над венцессами и влили лекарство в трубочки, ведущие к ледяным губам. Через несколько секунд лед начал плавиться. Ледяной хрусталь помутился, и вдруг рухнул, обдавая холодными осколками ноги ребят. На лавках лежали молодая женщина, в которой Маша узнала венцессу-старшую, с миниатюры, и девочка лет трех. Первой проснулась малышка. Она села, дрожа и моргая длинными ресничками, потом вдруг горько заплакала. Женщина открыла глаза, услышав плач ребенка, она попыталась сесть, но упала с лавки и глухо замычала что-то. Никита бросился ей на помощь, но не смог ее поднять и усадил, прислонив спиной к лавке. Маша прижала к себе перепуганную девочку.