Агентство "Золотая шпилька". Дело вахтерши Ольги Васильевны. Сверху видно все - Ирина Меркина

Итак, он позвонил Ашет, и она сказала ему следующее: если Саше так сложно бросать работу даже на несколько дней, она сама приедет с Ашотиком в Москву. Конечно, жаль, что в этом случае он не повидает Карэнчика, но ничего, может быть, потом, ближе к лету. И пусть он не беспокоится, она поселится у дальних родственников, — ведь понятно, что в общежитии автосервисного центра для нее с ребенком места нет. (Саша на этих словах весь залился краской, чувствуя себя самым подлым обманщиком на свете.) Главное, продолжала она, чтобы Ашот повидался с отцом, потому что он очень волнуется. А в Америку они тогда полетят прямо из Москвы, так даже проще.

Разве это удобно, растерянно попробовал возразить Саша. Жить у чужих людей, в чужом городе. Для мальчика это дополнительный стресс, а тут еще и лишняя дорога. В Москве сейчас холодно, вдруг он простудится перед операцией?

Все верно, согласилась Ашет, но ведь нет никакого другого выхода. Что он предлагает?

Она говорила мягко и дружелюбно, даже вроде бы спрашивала у него разрешения. Но он понял, что она настоит на своем. А допустить, чтобы она приехала в Москву, никак нельзя. Родственников и знакомых здесь достаточно, кто-то да расскажет ей о Карине. А это должен сделать он сам, и не в чужом городе, где несчастная женщина и так будет чувствовать себя потерянно и одиноко, а в ее родном доме, в спокойной обстановке. И уж, конечно, не перед операцией сына, когда так много зависит и от ее настроения и состояния.

Как же все неудачно совпало!

— Погоди, Ашет, — сказал он вслух. — Не надо таскать ребенка туда-сюда. Я сам приеду.

— У тебя получится, Сашик? — спросила жена с тревогой. Она действительно беспокоилась за его отношения с хозяевами сервиса или боялась, что он обманывает ее и тянет время? Этого он не понял.

— У меня получится, — твердо ответил он, подавив вздох. — Я приеду. Дай-ка мне с детьми поговорить. На этот раз они не спят?

Карина его поняла. Она выслушала его внимательно, не сказав ни слова, только еще больше побледнела, хотя и так уже была бледнее некуда после такой потери крови и многочасового лежания в постели. Потом улыбнулась, устало, но ободряюще, и сказала, что он, разумеется, должен поехать. Разве дети должны страдать из-за того, что их отец влюбился? Они ведь не виноваты. Она идет на поправку, скоро ее выпишут, и если это произойдет без Саши, то о ней позаботятся родители, сестра и братья. Сейчас главное, чтобы у маленького Ашотика все прошло удачно. Только об этом Саша и должен думать. А у него действительно получится взять отпуск в мастерской?

Только когда он ушел, она заплакала, встав в коридоре и отвернувшись к окну, чтобы ни соседки по палате, ни дежурная сестра не видели ее слез и не позвали, не дай бог, врача, чтобы дать ей успокаивающую микстуру. Первое время к ней ходил невропатолог, и она послушно пила всякую дрянь, от которой все время хотелось спать, но для ребенка это не очень хорошо, предупредил доктор Саидов. Поэтому прекращай, как только почувствуешь, что можешь справиться со своими нервами сама. И Карина прекратила. У нее это получилось довольно быстро, и больше глотать вредные микстуры она не собирается. Лучше она поплачет, совсем чуть-чуть, пока никто не видит, и ей станет легче.

Саша тоже плакал, сидя возле больницы за рулем своего джипа. Но легче ему не стало.

Уголовное дело об убийстве Всеволода Грищенко между тем продвигалось вперед шаг за шагом. Участковый Казюпа, который был специальным приказом присоединен к следственной группе, оказался вдруг занят так, что даже текущие районные заботы пришлось передать практиканту из милицейского училища. «Красавицы» из салона обижались на него люто, особенно Марина Станиславовна, которая после операции «Стар…», то есть, простите, операции «В бой идут одни старики» почувствовала вкус к агентурной работе и жаждала новых подвигов.

По настоянию вахтерши Морозовой итоги вышеуказанной операции были преданы гласности в узком кругу коллектива «Шпильки». Любочка не рассердилась на коллег за такую самодеятельность; она только поддержала предложение Ольги Васильевны о том, что впредь все должно быть суперпрозрачно и участники расследования обязаны в интересах дела регулярно собираться и делиться информацией.

Капитан, в общем-то, не возражал, но собираться с парикмахершами ему теперь было некогда. А они, понятно, злились, считая, что он прибегает к ним за помощью, попадая в затруднительное положение, а потом беззастенчиво пользуется плодами их трудов и мозгов. Все это было недалеко от истины, и Казюпа иногда испытывал угрызения совести, но что же делать, черт возьми, если и правда некогда!

Найденный с его помощью руководитель клуба парапланеристов Николай Синчук опознал среди задержанных за драку хулиганов двух молодых людей, которые приходили к нему на поле и искали инструктора, летавшего в определенный день над поселком, то есть Олега Егорова.

Подозреваемые продолжали играть в несознанку: искать искали, но убивать не убивали, и вообще между этими событиями никакой связи нет. Парашютисту они просто хотели объяснить, что нехорошо подсматривать за людьми поверх забора, и его начальнику сказали то же самое. Угрожали пожечь все парашюты? Нет, не угрожали, во всяком случае, ничего такого они не помнят, дело было давно. Но ведь факт, что ничего не пожгли. Про встречу с Егоровым тоже сказать нечего, то ли была, то ли не была, покажите нам этого Егорова, может, и вспомним. Следственная группа ждала возвращения Олега Егорова с лыжного курорта, «как ждет любовник молодой минуты верного свиданья», но это радостное событие могло произойти только в начале февраля. Поэтому следователи продолжали «колоть» двух парней, которые путались в показаниях, и было очевидно, что врали, но правды не говорили и в убийстве не признавались. А на нет, как говорится, и суда нет — для предъявления обвинения в убийстве Грищенко оснований было пока еще недостаточно, и адвокат дачных бойцов каждый день требовал освободить этих безобидных юношей из-под стражи. Разумеется, нельзя было добиться от них и ответа на вопрос, почему труп фотографа оказался под дверью профессора Кабирова.

Некоторый свет на эти тайны мог бы пролить подполковник в отставке Грибоедов, тем более что о тренировочном лагере в поселке «Витязь» бойцы рассказывали охотно и не таясь. Видимо, их не успели предупредить, что надо молчать и об этом. Что касается бывшего афганца, то следователи опасались его трогать до появления веских улик.

В тот день, когда капитан Казюпа собирался пораньше закончить дела и все-таки зайти в «Шпильку», его позвали к телефону.

— Да, слушаю! — рявкнул Барабас, полностью оправдывая свое прозвище, о котором, кстати, давно знал.

— Виктор Семенович, это говорит Олег Егоров. Я вернулся в Москву, а у меня на автоответчике ваше сообщение, — светским тоном объяснил его собеседник, как будто звонил не в МУР, а в ресторан с просьбой заказать столик.

— Олег Егоров! — ахнул Казюпа так громко, что сотрудники за соседними столами подхватили свои бумаги, чуть не снесенные ветром капитанского крика. — Наконец-то, дорогой ты наш! Где тебя носит? Давай скорей сюда!