Подмастерье Элвин - Орсон Скотт Кард

— Этот долг, если вы вообще что-то были мне должны, был сполна уплачен твоим отцом и братьями семнадцать лет назад. Они оплатили его своим трудом, однако, юный Элвин, я уважаю твое желание внести свою лепту. Но с этого времени я буду платить тебе полную стоимость. За всю остальную работу, что ты исполнишь для меня, ты возьмешь полную стоимость, слышишь?

— Хорошо, сэр, — согласился Элвин. — Спасибо, сэр.

— И зови меня Гораций, сынок. Когда взрослый мужчина называет меня «сэром», я начинаю чувствовать себя дряхлым стариком.

После чего они вернулись к работе и больше ни словом не обмолвились о работе, которую Элвин исполнил в домике у ручья. Однако какая-то назойливая мыслишка засела в голове у Элвина. В ответ на предложение Элвина внести долю в оплату учительницы Гораций сказал: «У тебя нет ни собственности, ни детей, которых ты мог бы послать в школу». Хотя Элвин повзрослел, пусть даже Гораций назвал его взрослым, юноша не чувствовал себя настоящим мужчиной. Потому что у него не было семьи. Не было собственности. Пока он этим не обзаведется, он останется большим мальчишкой. Мальчишкой, как Артур Стюарт, только ростом повыше да со щетиной, пробивающейся на подбородке в дни, когда забывает побриться.

Как и Артур Стюарт, он не должен был платить за школу. Он слишком большой. Таких, как он, в школу уже не пускают. Почему же он с таким нетерпением ждет приезда учительницы? Почему он так надеется на ее появление? Она сюда едет не ради него, однако он знал, что в домике он работал ради нее одной — чтобы заставить ее почувствовать себя должной или, может, чтобы вперед отблагодарить ее за то, что она сделает для него и чего он так отчаянно жаждет.

«Научите меня, — про себя взмолился он. — Мне предстоит многое сделать в этом мире, но никто не знает, что именно и как. Научите меня. Вот чего я прошу у вас, леди, помогите мне найти мой путь к основам мира, к основам своей души, к престолу Господнему, к сердцу Рассоздателя. Проведите меня туда, где лежит тайна Творения, чтобы я мог остановить зимний снег и разогнать надвигающуюся ночь ярким сияющим светом».

В тот день, когда должна была приехать учительница, Элвин направился в городок под названием Устье Хатрака. Миротворец послал его привезти на телеге груз нового железа, которое должно было приплыть по Гайо. Когда-то в устье Хатрака стояла одна-единственная пристань — для речных барж, которые везли те или иные товары в Хатрак. Однако с тех пор движение по реке стало намного более оживленным, а число людей, осваивающих западные земли по обоим берегам Гайо, выросло, поэтому возникла нужда в паре лавок и гостиниц, где фермеры продавали бы свои товары проплывающим торговцам и где речные путешественники останавливались бы на ночлег. Так и появился городок, называющийся Устье Хатрака. Устье Хатрака и сам Хатрак стали важными городами, ибо в этих местах река Гайо ближе всего подходила к знаменитому Воббскому тракту — к той самой дороге, по которой следовали отец и братья Элвина, пробиваясь сквозь дикие леса к будущей Церкви Вигора. Поселенцы спускались на баржах по реке, выгружали своих лошадей и повозки, после чего через Хатрак двигались дальше на запад.

Также в Устье Хатрака сосредоточились заведения, которые местные жители не хотели видеть в самом Хатраке: игорные дома, где из рук в руки переходили звонкие монеты и где играли в покер и прочие азартные игры — местный закон особенно не лез в жизнь речных матросов, или, как их называли, речных крыс, и остальной мелкой шушеры. А на втором этаже подобных заведений, по слухам, поселились всяческие женщины низкого поведения, предоставляющие услуги, о которых честный человек говорит только шепотом, да и то редко, а мальчишки возраста Элвина обсуждают приглушенными голосами, время от времени нервно хихикая.

Однако не мысль о задранных юбках и обнаженных бедрах гнала Элвина в Устье Хатрака. На игорные дома Элвин не обращал внимания, зная, что это не для него. Его больше привлекали пристань и сама река, по которой ходили лодки и баржи: десять — вниз по течению, одна — вверх. Его любимыми лодками были те, что работали на пару, — громко свистя и выплевывая клубы дыма, они бодро шли вперед, обгоняя всех и вся. Из-за огромных машин, построенных в Ирракве, эти лодки были широкими и длинными, однако против течения они шли быстрее, чем самые легкие плоты неслись вниз по реке. Сейчас по Гайо ходило восемь таких лодок, курсировавших от Дикэйна до Сфинкса и обратно. Однако дальше Сфинкса они заходить не смели, ибо там Миззипи затягивал густой туман, в который не решался соваться ни один смельчак.

«Когда-нибудь, — подумал Элвин, — в один прекрасный день некий юноша поднимется на борт „Гордости Гайо» и уплывет далеко-далеко. Далеко на запад, в дикие, глухие земли, где, может быть, мельком увидит берег, на котором сейчас живут Такумсе и Тенскватава. Или он доберется до Дикэйна, а оттуда на новом паровом поезде, который ездит по рельсам, уедет в Ирракву, чтобы поглядеть на ее каналы. И потом он объедет весь мир, пересекая безбрежные океаны. А может, останется на берегу, и весь мир когда-нибудь сам пройдет перед его глазами».

Но Элвин не был лентяем, а потому долго на речной пристани не задерживался, как бы ему ни хотелось полюбоваться на баржи. Нырнув в здание у причалов, он отдал начальнику записку от Миротворца Смита, в которой кузнец просил выдать Элвину железо, прибывшее недавно в девяти корзинах.

— Не вздумай брать мои тележки, чтобы грузить свою тяжесть, — предупредил начальник пристани.

Элвин кивнул — каждый раз повторялось одно и то же. Железо было нужно всем без исключения, и начальник не замедлит вскоре объявиться в кузнице, выпрашивая сделать то, выковать это. Но таскать железо Элвин должен на своей спине, не дай Бог, он воспользуется драгоценными тележками, которые могут сломаться под тяжелым грузом. Миротворец не давал Элвину денег, чтобы тот нанял себе в помощь одну из речных крыс, вечно шляющихся у пристани, однако, по правде говоря, Элвин ничуть не возражал. Он не особо любил этих людей. Пускай дни пиратов и буканьеров давно прошли — слишком много лодок в нынешние дни ходило вверх-вниз по рекам, чтобы устроить где-нибудь надежную засаду, — воры и обманщики встречались повсеместно, а Элвин терпеть не мог негодяев и лгунов. По его мнению, пройдохи рассчитывают на веру честных людей, после чего обманывают их, а к чему это может привести? Люди вообще перестанут верить друг другу. «Да я скорее влезу в драку с уличным забиякой и померяюсь с ним силами, чем встречусь лицом к лицу с человеком, полным лжи».

Но хотите верьте, хотите нет, а за один час Элвин умудрился и познакомиться с новой учительницей, и подраться с настоящей речной крысой.

Речная крыса, с которой он дрался, обычно толклась среди себе подобных, коротая денек у пристани, — видно, в ожидании, когда же наконец откроется игорный дом. Каждый раз, когда Элвин проходил мимо, таща корзину с железными слитками, вслед ему неизменно неслись язвительные оклики. Впрочем, подшучивали над ним скорее добродушно, крича вслед что-нибудь типа: «Эй, парень, чего ты мучаешься, ходишь взад-вперед? Бери по корзине в руку, так ходить меньше!» Однако Элвин лишь усмехался, поскольку знал, что эти люди на своей шкуре испробовали тяжесть железа. Когда они вчера разгружали баржи, владелец лодки наверняка ставил по двое на корзину. Таким образом, их намеки на леность и тщедушие Элвина были своего рода комплиментами, ведь звучали они в шутку — корзины действительно оказались тяжеленными, но силушкой Элвин не был обделен.