Закон выживших - Дмитрий Силлов

И потянулся к рации, закрепленной на плече.

– Давай лучше лично скажешь, когда подойдем, – остановил его Богдан. – А то не поймут, мозги выносить начнут на тему что да как…

– Это они могут, – согласился Тарас. – Ну чё, пошли, что ли?

«Быстрее, – коснулась головы Богдана слабая мысль. – Я их всех еле держу, а там на КПП еще один. У этого Тараса приказ стрелять на поражение. И фото всей группы в нагрудном кармане…»

Но быстрее не получалось. Патруль шел к КПП не спеша. А куда торопиться? Деньги получены, ночь длинная…

– Тарас, я очень тороплюсь, – сказал Богдан. – Меня реальные клиенты ждут. Через полчаса я их должен в Зону вести, а это для тебя, считай, еще одна зарплата за сегодня будет.

– Так чего ж ты молчал? – встрепенулся начальник патруля. – Пойдем быстрее! Тищенко, Коваль – помогите девушкам, видите, как они устали.

Бойцы подчинились, не замечая ни автомата в руках Анны, ни окровавленных повязок на блондинке, ни винтовки за плечами Богдана. Надежда пока что «держала» их сознание, работающее по привычному сценарию.

Пока что…

Наконец вот он, знакомый порог КПП, который Богдан не раз перешагивал с руками, заломленными за спину, – театр есть театр, и для правдоподобности сцен актерам иной раз приходится испытывать неудобства.

– Проходите, – сказал Тарас, распахивая дверь. – Слышь, Бутко, не удивляйся. Богдан родню решил выгулять в Зону, так что сегодня всё не по плану.

Недоуменный взгляд сержанта Бутко, сидевшего за столом внутри КПП, поплыл куда-то.

– Бывает, – безразличным голосом произнес он и вновь принялся за бутерброд, который жевал до этого.

Но внезапно случилось непредвиденное…

Анна осторожно усадила блондинку на скамью, стоящую возле стены, вскинула автомат, и направила его на Богдана.

– Арестуйте его, – сказала она ледяным голосом. – Он убийца. Этот человек сжег целый подземный город вместе с его жителями.

Богдан с грустью смотрел в большие глаза девушки, которые так ему нравились раньше. Но сейчас в них не было ничего, кроме ненависти, и потому выглядели они совершенно не такими привлекательными, как раньше. Странно. А ведь он в эту девушку практически влюбился…

Но сейчас от былого чувства не осталось ничего. Бывает так – глянешь на человека и удивляешься сам себе: как же это я мог так ошибаться?

– Да уж, напугали вы девушку, ребята, – сказал Богдан. – С ума сошла, бедная. А оружие вы лучше у нее заберите. Не нужно ей оружие.

В единственном глазу Тараса мелькнуло что-то, похожее на озарение. Он резко ударил по стволу автомата, и очередь лишь выбила облако красной пыли из кирпичной стены. Послышался женский вскрик – это второй боец сбил Анну с ног и сноровисто принялся заламывать ей руки за спину.

«Что ж, если повязали, значит, теперь уже не убьют, слишком много свидетелей», – думал Богдан, открывая вторую дверь КПП и быстро выходя с другой стороны здания. Он знал, что последним ментальным мазком Надежда стерла из голов патрульных воспоминания о нем и о произошедшем только что, и сейчас они заняты выяснением, как вооруженная подозреваемая незамеченной попала внутрь КПП «Дитятки».

«Тебе не всё равно, что будет с ней?» – коснулась его головы мысль девочки.

Богдан вздохнул.

Даже если и не всё равно, он сейчас ничем не мог помочь Анне. Оставалось лишь надеяться, что теперь патрульные передадут ее куда следует, а дальше уж как повезет. Главное, что теперь их с Богданом пути вряд ли когда пересекутся, поэтому самым лучшим будет забыть об этой девушке. Вычеркнуть из памяти. Хотя сталкер знал, что сделать это будет непросто.

* * *

Он быстро шел по дороге, отметив про себя, что этой ночью прожекторы не светят наружу. Все они направлены только внутрь Зоны. Охрана кордона наверняка получила строжайший приказ не пропускать ни одного человека, который попытается выйти из Зоны. Но Богдану это удалось, и сейчас он уходил в ночь, неся на руках выжившую девочку, для которой твердо решил стать тем, кого у нее никогда не было.

Вышки кордона остались далеко за спиной. Сейчас нужно было дойти до села Горностайполь, расположенного в восьми километрах от КПП «Дитятки», там договориться с кем-нибудь насчет попутки до Киева, а дальше…

«Стой, сталкер», – возникла в его голове чужая мысль.

Богдан замедлил шаг, потом остановился. Он с внутренней тревогой ждал чего-то подобного, просто боялся признаться в этом самому себе.

«Ты же понимаешь, что никогда не станешь для меня отцом. У меня уже был отец, и мне это не понравилось».

Богдан молчал. Волосы девочки касались его лица, и от них шел слабый запах свежих полевых цветов, которых никогда не было и не будет в Зоне. Странно, что он раньше не замечал этого…

А ее мысли продолжали хлестать по мозгу, больно отдаваясь в сердце.

«Ты мне нужен был для трех вещей. Убить отца, который лишил меня детства и превратил в чудовище, дотянуться до кнопки и вывести из Зоны. Ты справился со всеми тремя, и я тебе благодарна. Но здесь наши пути расходятся».

Богдан продолжал молчать. Он был занят. Он вдыхал волшебный запах ее волос, понимая, что делает это в последний раз.

«И напоследок я хочу сделать тебе подарок. Освободить от груза, который ты не сможешь вынести».

Ее теплые ладошки легли на виски Богдана – и перед его глазами словно сверкнула молния. Острая боль пронзила мозг…

Сталкер медленно опустился на колени. Ему казалось, что он умирает, но при этом единственным его желанием было не уронить Надежду…

Богдан осторожно поставил девочку на асфальт и сжал руками голову, боясь, что она сейчас взорвется от внутреннего напряжения.

«Прощай».

Чужая мысль нежно коснулась его мозга – и боль стремительно начала отступать. А вместе с ней затихало давление, распирающее голову с тех самых пор, как он встал с операционного кресла в лаборатории Максима. Прошло буквально несколько мгновений, и оно исчезло, вместе с болью, будто его и не было вовсе. Но Богдан не спешил вставать с колен. Он смотрел на медленно удаляющуюся фигурку маленькой девочки, боясь, что от неосторожного движения эта картина смажется, станет другой, и тогда память не сумеет удержать ее – как не смог удержать он всё, что было дорого ему в жизни…

По Зоне полз человек.

Это давалось ему нелегко. С его головы был сорван большой лоскут кожи, а на лице остались три глубоких шрама от когтей мясоглота. Кровь заливала лицо человека, но он периодически вытирал ее рукавом, тяжелым от багровой сырости, и полз дальше. Потому что у него была цель. А когда она есть, человек способен совершить невозможное.

Он не знал, сколько часов, а может, дней он полз вот так, таща за собой автомат, противно лязгающий о выбоины в разбитом асфальте. Но ему был нужен этот мерзкий лязг, который помогал не потерять связь с реальностью. Порой человеку казалось, что к нему подходят какие-то чудовища, нюхают его – и, фыркая, уходят обратно. Скорее всего, это был бред, но уж слишком реальный для того, чтобы быть только бредом.