Ботаник - Евгений Щепетнов

— Пей. Все сразу. Залпом! Тебя вырвет и желудок очистится. Наверное съел что-то несвежее…

Очень даже свежее. Свежеприготовленное рвотное снадобье. Да такое, что полное ощущение — отравился. Плохо только что это ощущение не только у лекаря, но и у меня. Фактически я и отравился. А что было делать? Как-то надо себя защитить? Вдруг и в самом деле предъявят обвинение, мол — это ты постарался, папеньку грохнул! А теперь — никаких претензий. «Мы тоже пострадавшие, а значит — обрусевшие…»

— А что там случилось? — спрашиваю тонким, слабым голосом обгадившегося ботаника — Чего топочут и бегают?

Лекарь молчит, вздыхает, потом решается:

— Крепись, Младший Наследник! Твой отец умер. И твоя сестра. Их готовят к погребению.

— Что?! — вскакиваю на постели, делаю такую потрясенную рожу, что мне должны дать Оскара только за нее — Как это умерли?! Почему?! Как это случилось?!

— Ночью. Легли спать, и не проснулись. Так бывает — вздохнул лекарь, и сделался таким старым, таким измученным. Мне его стало даже жаль. Но приступ рвоты заставил забыть о жалости. Буэээ… Да, что-то я переборщил с размером порции принятого снадобья.

— Сейчас, сейчас! — лекарь засуетился, стараясь на наступить в лужу слизи и желчи, растекающуюся возле кровати на полу, и сунул мне в руку склянку с черной опалесцирующей жидкостью — Пей! Залпом! Вкус противный, но…

Я послушался и выпил. И меня снова чуть не выдрало. Вкус действительно был отвратным, наверное такой вкус бывает у вытяжки из дождевых червей. И запах соответствующий.

— Держи! Держи в себе! — завопил лекарь, видя как меня корежит в приступе рвоты, я постарался удержать снадобье, и…секунда, две, три…ффуххх… Мне и правда стало легче. Уж не знаю, что такое он мне дал (хотя и есть предположение, я ведь все-таки почти лекарь, специалист по растительным снадобьям), но это лекарство подействовало. Приступ рвоты прекратился, и я облегченно упал на смятые подушки. Хорошо!

Следующие несколько часов я не вставал с постели — пил бульон, заправленный перетертым мясом (видимо так велел лекарь), спал, снова пил и ел — уже пюре из картошки и молоко. В общем — ничего нового, все как у обычного больного.

И слушал то, что происходит за стенами моих покоев. А там…там стоял крик, плач, бегали люди, гремели доспехи и оружие, казалось — весь замок встал на дыбы и к чему-то готовится. К чему — я не знал (ну не к похоронам же гремели оружием!), а Скарла отмалчивалась, не отвечая на мои вопросы. Просто подавала бульон, подтыкала подушку, накрывала одеялом — не говоря ни слова, и даже не смотря мне в глаза. Такое ее поведение мне очень не нравилось. Очень. Но и настаивать на разговоре я не хотел, досконально зная характер упертой старухи. Захочет — сама поговорит. Не захочет — ты ее хоть пытай, не выдавишь из нее ни слова.

Уже под вечер ко мне пришел Первый. Он был хмур, одет по-военному, то есть в кольчугу, наголенники и все такое. Как для войны со степняками. На поясе и меч, и кинжал, и даже что-то вроде моргенштерна — не знаю, как тут это называется, Альгис военным делом мало интересовался.

Брат осмотрел меня пристальным взглядом, сел рядом на принесенную ему табуретку, сложил руки на груди, и замолчал. С минуту молчал, потом выдал:

— Значит, тебя тоже хотели убить. А как ты выжил? Почему они умерли, а ты жив?

— Я почувствовал недомогание и сразу же сунул два пальца в рот — соврал я — На меня уже было покушение, вот я и подумал, что оно может повториться. Потому и выжил. Правда — с трудом. Лекарь сегодня весь день меня лечил.

— Знаю, знаю… — задумчиво протянул брат — Как думаешь, кто это сделал? Только не говори, что Союти.

— А кто еще-то? — скривился в ухмылке я — Неужто степные шаманы?

— Кстати, и это мысль, да — поднял брови брат — Вполне может быть. Мы им как кость в горле, сколько степняков порубили! А у них там появился новый император, теперь все племена ему подчиняются. Вот он мог и распорядиться нас убрать.

— Расследование что показало? — деланно-равнодушно спросил я.

— Ничего — скривился Первый, вернее, теперь уже Глава — Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Да и не входил никто чужой на кухню, а кухонные работники все проверены, и не раз. Отец всегда очень строго подходил к этому делу. Ни грязных, ни чужих людей на кухне никогда не было.

Помолчали, а потом я эдак невзначай спросил:

— К императору наверное не поедем?

— Почему?! — искренне удивился брат — Через три дня и поедем, как задумано. Это была воля покойного отца, так что я должен ее выполнить. Обязательно поедем!

«Ох, дуболом!» — чуть с досады не сказал я. Но не сказал. И даже не скривился и не сплюнул. И тут же ударил орудием главного калибра:

— Так сестра умерла, не будет свадьбы — зачем тогда ехать?!

— Умерла — вздохнул новый Глава — Эх, сестренка, сестренка! Она так тебя любила! Так всегда защищала! Знаешь, она ведь ходила к отцу после того, как тебя едва не убили, и требовала, чтобы он извинился перед тобой. Что он несправедлив, и должен радоваться, что ты остался в живых, вместо того, чтобы тебя ругать! Бесстрашная девчонка, вся в братьев!

Взгляд его вдруг вильнул в сторону, и я понял — что сестренка характером не во всех братьев. Точно — не в того брата, который отсиживался в кустах, пока охранники и старуха спасали его жизнь. Вышло так, как если бы я был инвалидом, а братец в разговоре прошелся по моему увечью, и ему от того стало не по себе, даже как-то и стыдно. Не толерантно в разговоре с моральным уродом упоминать о его уродстве!

Смешно… Но почему-то смеяться не хочется. Альгис привык к такому положению дел, а Фролов — нет. Фролов много, много лет был высококлассным специалистом, слово которого значило очень многое.

Впрочем — на государственной службе у меня как раз такая маска и была — маска интеллигента, безобидного лоха, на которого никогда и ничего плохое не подумаешь. Который просто физически не может сделать ЭТО. А я мог. Еще как мог! И вот — все вернулось на круги своя.

А девчонку искренне жаль. Славная девчонка. Но ничего…вот разгребусь с делами, выживу, сохраню Клан — вот тогда ее и оживлю. Скажу, что пошел с ней попрощаться, а она возьми, да и открой глаза! Чудо, ага. Но в этом мире верят в чудеса. И кстати — они тут случаются.

— Так что ты задумал? Почему мы все-таки должны ехать? Без отца, без сестры? — снова спросил я, и меня охватило нехорошее чувство. Что-то я упустил, что-то недодумал. Но скорее всего — чего-то я не знаю, и это хуже всего. Надо было подслушивать и подсматривать, а не валяться, изображая коммуниста, отравленного злыми буржуинами. Похоже, что переиграл сам себя.

— Узнаешь! — невесело улыбнулся брат — На месте узнаешь! Пока что это тайна. Мы должны ехать. Тем более что Император не простит нам отсутствия на приеме. Завтра похороним отца и сестру, послезавтра — поедем. Готовься — лечись, чтобы к выезду был свежим, как садовая роза. И вот еще что…завтра ты должен присутствовать на похоронах. Тебе готовят белую траурную одежду, сегодня принесут. Проводи сестренку в последний путь…отца, наверное, ты оплакивать не будешь, он тебя обижал — несправедливо обижал — но сестренку оплакать просто обязан. Она была очень хорошей девочкой, и тебя любила.