Джокер - Александр Шувалов

Если бы не визит этого милого дедушки, я бы точно встретил Новый год дома, а тут… Сначала у меня открылась рана на боку, потом начало сильно болеть бедро, а следом сдался и весь организм. В итоге ночь с тридцать первого декабря на первое января я провел в палате, тупо валяясь перед телевизором и щелкая переключателем каналов. На экране мелькали излучающие радость грудастые девки и женоподобные мальчики, одни и те же на всех программах. Они пели, плясали, натужно шутили, а я хмуро глядел на все это великолепие, совершенно не разделяя царящего вокруг веселья.

А чему, собственно, радоваться? Меня поимели по полной программе все кому не лень. Одни избавились от ставшей ненужной крыши и даже попытались слегка сэкономить при расчете, другие моими руками расчистили поляну и просто пришли на готовенькое. И если ко вторым особых претензий, в общем-то, не было, то к первым их накопилась целая куча. В ту ночь я на полном серьезе пытался отказаться от денег, лишь бы оставить за собой право провести воспитательную работу среди шибко хитрых и жадных ребят из «Элит Трейда». Мне в ответ открытым текстом дали понять, чтобы я и думать об этом забыл. Вместо этого мне предложили взять денежку и заткнуться. К моему глубокому сожалению, так и пришлось поступить, потому что от таких предложений отказываться нельзя.

Не скажу, чтобы моя жизнь до этого случая протекала мирно и скучно. Много раз добрые люди в разных странах на разных континентах пытались вычеркнуть меня из списка живых и, просто, щедро отсыпали звездюлей. В каждой проводимой мной операции меня обязательно били (порой — ногами и подручными предметами). Когда я ушел со службы и стал работать исключительно на самого себя, эта славная традиция не прервалась. Я даже как-то ко всему этому привык и научился относиться к полученным травмам и разного рода подлым подставам с философским спокойствием. В этот раз не получилось. События последних дней, видимо, стали той самой лишней соломинкой, которая в итоге и сломала хребет верблюду, а сам я — тем самым покалеченным верблюдом, а может, даже ослом. Не то чтобы я обиделся и впал в слезливую меланхолию, просто стало очень паскудно на душе.

Страна не только закончила праздновать Новый год, но даже успела слегка протрезветь, а я продолжал валяться в больнице. Телепрограммы перестали излучать натужное веселье, его сменили некоторая растерянность и натужная бодрость. На экране замелькали чиновники всех рангов, старые и молодые, раздувшиеся от возросшего благосостояния и еще не уставшие, но все с обязательной государственной озабоченностью в очах и непременно с тщательно уложенными волосенками. Это у них как знак кастовой принадлежности: не успеет человек занять государственную должность, как обязательно первым делом начинает заботиться о собственной шевелюре. Еще пишет-читает с трудом, задницу толком вытирать не научился, а прическа, вот она, уже готова.

«Царевы слуги», самую капельку кося утомленными от беспрестанного вранья глазками, призывали население к спокойствию и Христом-богом клялись не бросить его в подступающую трудную годину. Подобно цирку лилипутов они носились по стране, стараясь везде засветиться и отметиться: с серьезным видом ходили по цехам загибающихся от безденежья заводов, брезгливо глядя под ноги, заходили в коровники и даже спускались с горных склонов на слабых ногах, подрагивая вялыми задницами, навсегда принявшими форму сидений начальственных кресел…

К началу февраля врачи сочли, что мне лучше долечиваться дома, и меня выписали.

— Чаще бывайте на воздухе, — посоветовал лечащий врач, — а еще лучше, поезжайте куда-нибудь на юг. Искупаетесь в теплом море, поваляетесь на песочке, и все наладится. Как вам эта идея?

— Прекрасно, — как можно искреннее ответил я. На самом деле, мне совершенно не хотелось ни к теплому, ни к холодному морю. Мне вообще ничего не хотелось, вернее, очень хотелось, чтобы все оставили меня в покое.

— Вот и славно, — заявил врач и достал из шкафа бутылку коньку. Мы выпили по рюмашке, и я отправился домой.

Войдя в собственную квартиру, я первым делом достал из шкафа красного цвета мобильный телефон и с большим удовольствием разбил его молотком, а «симку» утопил в унитазе, после чего упал на диван и отвалялся на нем без перерыва двое суток, покуривая и любуясь узорами на потолке. Время от времени я отвлекался от этих увлекательных занятий на непродолжительный сон, потом все начиналось сначала. Через два дня я с большим трудом совершил вылазку в ближайший магазин, прикупил съестного, вернулся домой и заставил себя поесть. С тех пор так и жил, валялся, а когда надоедало, вставал и бездумно шлялся по квартире, стараясь не обращать внимания на отражающуюся в зеркалах собственную постную физиономию. С каждым новым днем слабость в теле и общая апатия возрастали, и я понял, что тот день, когда я просто не смогу или не захочу встать на ноги, не за горами.

В середине февраля позвонил Саня Котов и пригласил к себе на день рождения.

— Не могу, болен, — сухо ответил я.

— Ну, и черт с тобой, — молвил тот и положил трубку.

Он приехал ко мне через день, минуту-другую полюбовался моим, сросшимся с диваном телом, в изумлении повел головой и со словами: «Как все запущено» взял меня за шиворот и поволок наружу. Я не особо и сопротивлялся — не было ни сил, ни желания.

— Куда мы? — вяло полюбопытствовал я, когда Санин джип вырулил на Ярославку.

— Ясно, куда, — буркнул Саня, прибавляя газу, — к Сергею Ивановичу.

— Зачем?

— Лечить тебя, идиота, а то еще загнешься чего доброго.

— Я что, просил меня лечить?

— Бога ради, больной, закройте варежку и наслаждайтесь поездкой.

— Ну-ну, — я поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. В общем, получилось не так комфортабельно, как на собственном диване дома, но терпимо. К Сергею Ивановичу, так к Сергею Ивановичу. Если это тот самый чудо-доктор, то хрен мы к нему попадем, к нему серьезные люди за месяцы вперед записываются.

К моему самому искреннему удивлению, нас приняли. Все-таки правильно говорят, что Саня Котов знаком с половиной Москвы, а вторая половина знакома с ним.

— Что скажете?.. — спросил этот прохиндей, когда мы заявились к доктору Львову на третий день. Два дня, предшествующих этому, меня ощупывали, осматривали, разве что не обнюхивали. Задавали разные, порой неожиданные вопросы. А еще я сдал кучу анализов.

— Оставьте нас одних, — сухо ответил доктор. Котов скорбно посмотрел на меня, встал и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

— И все-таки? — вяло полюбопытствовал я. Не так чтобы мне было очень интересно, что же, черт возьми, со мной происходит. Спросил просто для того, чтобы спросить.

— Понимаете, Владислав, — доктор снял очки, протер их и опять водрузил на нос, — физически вы абсолютно здоровы, что более, чем странно при вашем образе жизни.

— Значит, ничего страшного?

— Я бы так не сказал. Видите ли, вы просто не хотите жить, и медицина тут бессильна. Через полгода максимум вы умрете.