Дева в саду - Антония Байетт

Когда речь зашла о Боге, Маркус понял, что тогда в кафе, назвав Его Гобом, Симмонс не пытался подделаться под некий подростковый жаргон, а хотел освободить от налета антропоморфности Вселенский Разум, Заполняющий Космос. В тексте он тоже был обозначен как «Гоб». Гоб был организатором всех организмов, создателем Замысла и Схемы, «реализуемой» в согласии с Законами.

В описании Гоба и его деяний разобраться было много сложней, чем в гипотезах о Биосфере.

«Каждое человеческое сознание может быть рассмотрено как некий аспект Гоба или Его частица. Наши мировые линии[167] исчертили его, словно пестрый Тюльпан или рассветное небо, но Он не зависит от кратких мерцаний нашего бытия – это они без Него немыслимы. Цель Ментальной Деятельности существ человеческих, субчеловеческих и сверхчеловеческих в более полном осознании Гоба.

Замысел напрямую исходит от Гоба. Замысел – это Идея, завершенная и совершенная Идея Творца, воплотить которую стремятся все его творения. Схема определяет воплощение во Времени и Пространстве частей Замысла. Замысел и Схема соотносятся как мужское и женское. Он – утверждение и потенциал, она – отрицание и действие. Солнце – не матерь планет, одиноко порождающая их, а отец, оплодотворяющий Замыслом бесформенную планетную материю, лучезарный Свет с собственной генетической организацией».

Дальше шло несколько страниц с подробным изложением «научных фактов». Факты эти, касавшиеся роли белков как носителей информации, Маркуса смутили. Живые организмы содержат миллионы различных вариантов белков, однако это лишь ничтожно малая часть всех химически возможных белковых структур.

«Даже простая молекула белка, содержащая по одной молекуле каждой из 20 основных аминокислот, – восклицал Симмонс, – уже даст нам 2 400 000 000 000 000 000 возможных вариантов, причем это всё будут одни и те же аминокислоты, в том же количестве, различающиеся лишь своим пространственным взаиморасположением». Потом Симмонс перешел к генетическому коду, носителями которого являются яйцеклетка и сперматозоид (масса последнего составляет одну стомиллионную часть от массы человека). Рассказал, как из небольшого числа недифференцированных белковых соединений сперматозоида формируется такой сложный орган, как глаз. Маркус смотрел на цифры, но беспокоила его слабость логических связок. Потом он сосредоточился на панегирике Жизни как Космической Примиряющей Силы.

«Но сколь немногие знают свою истинную природу и призвание! Большинство людей едва перешагнули за уровень видового самосознания, характерный для прочих млекопитающих. Корова подобна механизму. Она может быть лишь тем, что она есть, воплощением Схемы „Корова“, подразумевающей, конечно, минимальное самосознание. Трава, которую корова претворяет в материю собственного организма, самосознания не имеет вовсе. Долг же человека – бороться и воплотить свой потенциал. Рядовой человек за всю свою жизнь совершает, может быть, 10 000 поступков, целиком определенных его выбором. Сравнив это с 100 000 000 000 произвольных или рефлекторных действий, совершаемых его организмом за это же время, мы приходим к выводу, что свобода выбора всегда была доступна человеку в самой малой степени.

Высшая степень самосознания выходит, разумеется, за пределы возможностей отдельной личности или вида. Она доступна лишь сущностям, в полноте осознающим Схему Жизни, т. е. биосферам и проч.

Существование вне Жизни есть Схема, воплощенная без помех со стороны отрицающего действия. Существование в Боге есть Замысел, не воплощенный в материи. Жизнь – это реакция на утверждающий Замысел. Но существование вне Жизни – это утверждение: утверждается Земля, утверждается Солнце. Разница между уровнями сверхорганического качественно выражена в степени свободы, а та, в свою очередь, заключена в способности создавать собственную Схему и самостоятельно утверждать, а не быть лишь отпечатком высшей сущности.

Именно потому, что Солнце реализовано меньше, чем Земля, оно свободнее в смысле утверждения. Галактика свободней Солнца, и подавляющая часть ее существования остается в потенциале».

Пробравшись через эти и подобные рассуждения, Маркус опустил шторку, свернулся в клубок и ушел в глубокий, без сновидений, сон. Засыпать по желанию, как и рассеиваться, он умел, сколько себя помнил. Когда он проснулся, теория Симмонса улеглась у него в виде схемы, безвредной схемы из кругов, верениц одноклеточных и мыслящего света. Подумав, Маркус решил ничего не предпринимать: если Симмонс прав, то ничего не понадобится.

Так и оказалось. Через три дня Маркус нога за ногу брел по галерее, когда перед ним мелькнул подол белого халата. Серые ноги, куда-то шагавшие, остановились. Маркус поднял глаза. Симмонс, суровый и розовый, жестом подозвал его. Маркус подошел.

– Вот мы и встретились. Прочел рукопись?

– Да.

– Значит, имеешь некоторое понятие о важности предстоящей нам миссии. Здесь нужно действовать очень умно. Часть миссии – выяснить ее суть и установить, какие формы сознания мы должны изучить. У меня готово несколько пробных схем. Подход будет эклектический: мы займемся традиционными созерцательными практиками и одновременно прямой передачей мыслей. Сперва между нами. Потом, может быть, через нас – напрямую в Ноосферу. Присядь, я тебе объясню. Первое, чему мы должны научиться, хоть это очень сложно, – это освобождать разум, опустошать его…

Маркус сел. Сложил худые ладони одна в другую и покорно склонил голову. Слова Симмонса все быстрей и обильней падали на благодарную, нетронутую поверхность сознания, слишком часто пустого и свободного.

Некому было оценить эту иронию: Маркус спасался от пустоты бесконечными речами Симмонса об очищении от мертвых слов. От тишины заслонялся восторженным лепетом учителя о тишине, которой они достигнут вдвоем.

Благодаря прихотям календарного цикла Пасха заняла свое изначальное, истинное место в году. Ведь 5 апреля по грегорианскому календарю (25 марта по юлианскому) – первый день Нового года Древних, славный день, ныне отмечаемый в основном лишь сотрудниками Налоговой службы. Древние символы наполняют новым смыслом первый банковский праздник в году. И пусть синоптики грозят нам ветром, снегом и бурей, сегодня англичанин оставляет позади зимние заботы. Единственный среди ежегодных праздников, этот день столь явственно знаменует разрыв со всем старым и отжившим. В этом он особенно отличен от Рождества, венчающего собой долгие недели приготовлений. К горожанину, по крайней мере, Пасха приходит вместе с открытием: в мире опять незаметно свершилось ежегодное чудо весны. Покинув улицы, где осень и зима тянулись так долго, что казалось, им не будет конца, горожанин выезжает на природу, где все вокруг твердит о возрождении. Нарциссы кивают ему головками, на обочинах светло пестреют первоцветы, лопаются почки, птицы поют на все голоса. Жизнь, так долго пребывавшая в недвижности и мраке, пробуждается, бурлит, торжествует. Сигнал дан, и вот, в такт возрождению природы, меняется и наше бытованье.