Рабин, он и в Африке Гут - Алексей Лютый

В городе царила настоящая паника. Тучи гнуса, мошкары, комаров, слепней и прочих кровососущих насекомых носились по улицам в поисках хоть какой-нибудь еды. А еда, то бишь горожане, тоже бегала взад-вперед, стараясь избежать попадания в меню кровососов. Фараон спешным порядком вооружил войска мухобойками и отправил на улицы бороться с новой напастью.

Впрочем, война стражников с насекомыми закончилась, даже не начавшись. Те из солдат, кто еще не упился до потери сознания дармовым вином из Нила, едва выйдя из казарм, тут же разбежались, содрав с себя доспехи, под которые мгновенно набились полчища кровососов. Те, кто был поумней, спрятались от насекомых в Ниле и теперь наверстывали упущенное, огромными дозами заглатывая бесплатную выпивку. Остальные же с дикими воплями просто бегали по улицам, присоединившись к сошедшим с ума горожанам.

Пожалуй, единственными, кто в этом комарином аду чувствовал себя достаточно комфортно, были трое ментов, два патриарха, один бывший хозяин каравана и доблестный милицейский пес плюс закоренелая неудачница. Ну а истинное удовольствие от набега насекомых и вовсе получало лишь одно существо – Ахтармерз Гварнарытус, крылатый поедатель перепончатокрылых и членистоногих, свалившийся в Мемфис из параллельного измерения, словно херувим с девятого неба.

Раздувшись до размеров среднего африканского слона, он парил над улицами, прикрывая товарищей от атак с воздуха. Все три его пасти работали на полную мощность. Причем средней приходилось труднее всего, поскольку в ее обязанности входило поедание тех насекомых, которых уничтожало смрадное дыхание двух боковых.

– Горыныч, может, умеришь пыл? – закашлявшись, взмолился Рабинович после очередного выброса крайними головами желудочно-кишечного сероводорода. – Ты же и нас вместе с насекомыми своей вонью потравишь!

– Между прочим, по-настоящему цивилизованное существо никогда не позволит себе жаловаться кому бы то ни было на наличие плохого запаха. И еще неизвестно, от кого из нас больше воняет! – обиженно проговорила средняя голова, перестав проглатывать рои поверженных насекомых. – Между прочим, ваш запах в эмоциональном и паранормальном спектрах восприятия куда более нестерпим, чем любые обонятельные ощущения. Даже сигматорный мартоид источает меньше зловония, чем ваши жиденькие ауры, которые, кажется, только и предназначены для того, чтобы воспроизводить внутреннюю вонь. Согласно теории Крытуса-Махабуса, ваши альфа-волны…

– Сеня, и нужно тебе было его тормошить? – недовольно пробурчал Андрюша Попов, старательно прикрывая форменной кепкой рот. – Ладно, он только вонял до сего момента, а теперь еще и бредить начал. Башню от его разговоров скоро сорвет!

– Да пожалуйста! Раз вы такие дикари, что не понимаете простой теории субатомной взаимосвязи эмоциональных и физических оболочек, могу и помолчать, – Горыныч от обиды еще чуть-чуть увеличился в размерах, после чего ему пришлось подняться над крышами домов. В габариты улицы он уже не вмещался.

– И вообще, от запаха выделений ваших потовых желез меня тошнит! – гордо заявил он напоследок и надолго замолчал.

Трое ментов облегченно вздохнули и перестали обращать внимание на паривший в воздухе многозарядный дихлофосный баллон, а вот остальные вниманием Горыныча не обделяли. Нахор практически не сводил с него удивленно-благоговейных глаз, восхищаясь тем, как его сенсей легко и спокойно общается с этим порхающим ужасом преисподней. Из-за чего экс-караванщик часто забывал смотреть на дорогу и пару раз спотыкался, подметая мостовую своей кудрявой персидской бородой. Моисей с Аароном изредка бросали вверх недовольные взгляды. Видимо, завидовали старцы тому, что появление столь грозного монстра состоялось отнюдь не благодаря их усилиям. Ну а Рахиль семенила рядом с Рабиновичем, крепко держась за его руку и вздрагивая каждый раз, когда дорогу процессии перебегал вопящий от укусов египтянин.

– Ой, как жалко бедных людей! – горестно вздохнула она, когда мимо ментов промчались две толстые аборигенки. – Посмотрите, как их страшно покусали. Вон у той женщины даже глаза сильно заплыли, и она стала на поросеночка похожа.

– Ах-х-х… – зарычал Моисей в ответ на эти слова.

– Свинья ты бессовестная! – укоризненно перевел Аарон. – Нет бы пожалеть своих бедных и несчастных братьев, которые вынуждены день и ночь трудиться только за продпаек, не имея даже возможности служить своему богу, а ты над этими эксплуататоршами вздыхаешь! А у нее, между прочим, глаза не от укусов заплыли, а от избытков жира, которые ей принесла сладкая жизнь, построенная на рабском труде наших соплеменников. Поняла, дурында? – пристыженная Рахиль тут же заревела.

– А ну-ка заткнись сейчас же! – рявкнул на него Рабинович, прижимая девицу к себе.

– Будет в следующий раз думать, прежде чем что-нибудь сказать, – буркнул в ответ Аарон и тут же заткнулся, нарвавшись на Сенин гневный взгляд. – Все, молчу! Больше не скажу ни слова.

Таким образом, желающих вести дискуссии на ходу ни одного не осталось. Молча и сосредоточенно, словно партизаны в глубоком рейде по тылам врага, борцы за свободу еврейского народа добрались до своего постоялого двора. Там царил тот же самый погром, что и в любом другом месте Мемфиса. Половина ставней на окнах были плотно прикрыты, другие, напротив, настежь распахнуты. Во дворе валялись какие-то вещи, а внутри здания и вовсе все было перевернуто вверх ногами.

В первую очередь внутрь запустили Горыныча. Точнее, не его самого, а лишь одну Ахтармерзову голову. Голова дохнула внутрь кишечным газом, мгновенно уничтожив всех кровососов и шершавым языком слизнув их с пола трактира вместе с парочкой скамеек, столом и тремя кувшинами, а потом выбралась обратно на улицу. Все остальные члены команды тут же бросились внутрь и принялись заделывать окна кусками плотной ткани, экспроприированной из кладовок хозяина постоялого двора. Ну а когда защита от насекомых была установлена, все семеро, включая Рахиль, уселись за стол, чтобы отдохнуть, привести в порядок мысли и заодно обсудить создавшееся положение. Первым взял слово Рабинович.

– Значит, как я понял, фараон вам дал от ворот поворот? – поинтересовался он у Моисея с Аароном.

Патриархи недовольно переглянулись.

– Г-г-г… – сотрясая клюкой, взревел Моисей и тут же осекся под недовольным взглядом Попова.

– Этот сын жабы и крокодила еще пожалеет о своих словах, – преисполнившись праведного гнева, тут же возвестил его братец. – Мы попытались указать жестокосердному Рамсесу на то, какие бедствия могут постигнуть его страну, если он не согласится отпустить наших соплеменников на молитву в пустыню, но фараон нас и слушать не стал. Напротив! Вместо того чтобы предаться покаянию и смирить свою гордыню, Рамсес пришел в ярость из-за того, что мы оставили город без питьевой воды. Он даже собрался заточить нас в яму на десять лет, но второе чудо, сотворенное нами…

– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Сеня. – И что вы еще там учудили?

– Как что? А комары? – искренне изумился Аарон. – Стоило Моисею только сказать, что раз Рамсес упрямится и продолжает пить кровь сынов Израиля, то бог накажет его и пошлет тех, кто будет пить кровь египтян, как тут же небо заполнили несметные тучи насекомых…