Бегство от Франка - Хербьерг Вассму

И тут зазвонил телефон.

— Да, слушаю! — тихо сказала Фрида, все-таки мы сидели в ресторане хорошего отеля. Помолчав какое-то время, она сказала:

— Нет, я в пути. Я встречу тебя в аэропорту… Да, не думай об этом. Дата подходит. Я рада встрече!.. Конечно! Не думай об этом, я же сказала… Пусть как хочет… Разумеется… Придерживайся того расписания, которое я тебе написала. Да. Счастливой поездки! Пока!

Она дала отбой и положила телефон на стол.

— Ты не можешь положить эту штуковину куда-нибудь подальше? — спросила я.

Фрида сунула телефон в карман.

— Ты поняла, кто звонил?

— Да, — устало ответила я.

— Завтра утром придется продолжить поездку, иначе мы опоздаем и не сможем встретить Аннемур в аэропорту.

Наконец нам принесли наш заказ. Зажаренную на гриле местную рыбу, название которой я забыла, как только она оказалась на столе. На краю тарелки лежали две полоски моркови, выложенные как два скрещенных меча рядом с горкой сероватого пюре. Почему-то это напомнило мне однажды виденный мною рентгеновский снимок легкого. Наверное, тогда проводилась компания против курения. Стемнело. На море тревожно мигал какой-то огонь. За окном вразнобой двигались мачты. Но вообще-то все было, как раньше.

— Вот теперь мы его сломим! Мы не только забрали у него деньги, мы забрали у него и жену! — тихо сказала Фрида.

— У меня никогда и в мыслях не было, что Франка надо сломить.

— Все отверженные женщины мечтают сломить такого, как Франк.

— Я не отверженная женщина.

— Вот как? А кто же ты? И почему тогда ты сидишь здесь?

Что можно ответить на такой глупый вопрос? Я молчала и продолжала есть. Но постепенно мне стало невыносимо одиноко.

— Как думаешь, что он предпримет, когда обнаружит, что она тоже исчезла?

— В начале он будет так занят своей новой пассией, что не заметит исчезновения жены, — безразлично сказала Фрида.

— Но потом ему придется договориться с нею, чтобы встретиться с детьми, и…

— И он натолкнется на стену! Когда-то ведь должен наступить конец, хватит ей мириться с его фокусами, он слишком легко отделывается всякий раз, — прервала меня Фрида.

— Не так уж и легко, — возразила я.

— По твоему голосу я слышу, что тебе его уже жалко. Ты скрываешь правду!

У меня мелькнула мысль: может стоит предупредить Франка? Не обязательно говорить ему, что Аннемур собирается путешествовать со мной. У него хватит времени помешать ее поездке, а я буду избавлена от ее присутствия. Этого он не забудет. Он будет мне обязан. Я стану его единственной союзницей. Но деньги? Деньги, вот самое главное.

На другой вечер мы въехали в самое сердце Авиньона, миновав старый городской мост и крепостную стену. Ехать по этим улицам было так же удобно, как по вымощенным коровьим тропам, а каменные стены грозили поцарапать «хонду».

Я решила, что последнюю часть пути до отеля «Миранда» разумнее пройти пешком. Войдя в приемную, я почувствовала, что оскорбляю это место, явившись сюда без кринолина. Современный рыцарь вынырнул из-за стойки, которая была антикварной уже триста лет назад. Он отдал приказ служащему более низкого ранга, в чьи обязанности входило поднимать и опускать на улице шлагбаум. Теперь «хонда» могла подъехать к отелю. Там, нежный как бархат, лакей помог нам с чемоданами и перегнал машину в надежное место. Меня обдало жаром стыда при мысли, что он обыщет машину и найдет спрятанные в ней евро. Мы находились в la Cite des Papes — Папском городе, и папа действительно имел здесь свою резиденцию до 1417 года, правда, потом тут уже не ступала нога ни одного папы.

Мы прогулялись, не выходя за городские стены. В одной нише недалеко от входа в отель стоял молодой нищий, похожий на Иоанна Крестителя. Он просто стоял и почти не просил. Словно знал, что мы что-то скрываем. Я подкупила его, потому что была неизвестной кузиной кардинала, совершавшей незаконное путешествие. Папа по-прежнему отсутствовал, но в саду Клементия V мы увидели старого пса, который весьма оптимистично пытался спариться с не протестовавшим терьером. Несколько молодых туристов, проходивших мимо, истерически смеялись над этим зрелищем. Один из них настолько вдохновился, что рыча стал тереться о бедро девицы из своей компании.

— Мало того, что нам встретилось столько странных экземпляров homo sapiens. Но я не думала, что нам попадется столько странных собак, — насмешливо сказала Фрида. — Мы наблюдаем их в течение уже многих месяцев. Похоже, люди держат собак лишь затем, чтобы дразнить тебя. Неужели они знают, что ты не переносишь шерсти?

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что ты привлекаешь к себе всех собак, и тебе это не нравится.

— Я не в восторге от всех собак, но я ничего не имею против них, — буркнула я.

— Еще бы, ты так их боишься, что обходишь стороной, — засмеялась Фрида.

Я оставила последнее слово за ней и сосредоточилась на осмотре того, что меня окружало. В одном месте мы прошли мимо дома с кованой оградкой перед французскими окнами и трактиром с баром в первом этаже. Сперва я подумала, что пожилая пара, стоявшая там, опершись на оградку, вышла, чтобы подышать свежим воздухом. Мужчина был совершенно лысый, и, казалось, он хочет что-то нам крикнуть. Взгляд женщины был устремлен куда-то за площадь. Подойдя поближе, я увидела, что это всего лишь скульптуры. В доме на соседней улице тоже были такие скульптуры. Изображения людей в натуральную величину почти целиком заполняли окна. В каждом окне стояли женщина и мужчина, повернувшись друг к другу, они были частью действительности, но мы ничего не знали об их жизни.

Неожиданно меня охватило бессилие перед всеми этими человеческими отношениями, о которых я никогда ничего не узнаю. Жизнь этих людей, их судьбы, мгновенные встречи с искусством и красотой. Я уеду отсюда. Или это окажется где-то в недоступном для меня месте, а доступное мне, незаметно ускользнет от меня, потому что мой мозг не все способен постичь. Или мой интерес переключится на что-то другое. Может, все образы, все документы, все мечты о том, что когда-то было, — это лишь подмена действительности, удержать которую я не способна. Может, человеческий мозг слишком жаден до неизвестного? Так уж он устроен. Может, поэтому и любовь так трудна? Потому что она принадлежит к минутным переживаниям? Совсем как счастье? В состоянии ли наш мозг хранить такие мелочи? Является ли действительность лишь тенью мгновения? Когда все уже позади? И остались только дома, площади, кулисы, пережившие нас? Не потому ли человек и создает искусство?

Я попыталась поделиться своими мыслями с Фридой, но не уверена, что она меня поняла.

— Нам надо снова приковать тебя к письменному столу, у тебя слишком поднялось внутреннее давление.

На Площади Часов мы зашли в кафе, бывшее одновременно и киоском. Я села у окна, обращенного на площадь. Фрида ушла в уборную. Старомодная карусель с зажженными фонарями венчала площадь, залитую ярким солнечным светом. Неожиданно она закружилась, хотя на ней не было ни одного человека. Медленно.