Сказки cтарого Вильнюса - Макс Фрай

Сабина растерянно кивнула, машинально сунула брошюру в карман и пошла дальше, удивляясь, что наступать на ногу совсем не больно, только немного страшно – вдруг сейчас кааак заболит! – но страх прошел даже раньше, чем она добралась до своего подъезда.

Надо же было денег ему дать, запоздало спохватилась она. Хоть сколько-нибудь. Вот дура, не сообразила. Повернула назад, но во дворе уже было пусто, и возле мусорных баков ни души.

Ладно, может, еще когда-нибудь его встречу, подумала Сабина. Он же, наверное, постоянно в одни и те же дворы ходит. Надо, что ли, всегда в кармане двадцать литов для него носить. Вот прямо сейчас и отложу, чтобы… Двадцать литов за чудесное спасение – это, конечно, невероятный идиотизм. Но надо сделать для него хоть что-то. Ровно столько, сколько можешь, да?

Открыла дверь, оставила сумку в коридоре и, не разуваясь, устремилась к подоконнику – проверить, что с перцем. Тля, конечно, никуда не делась. С другой стороны, а на что она надеялась? Что чудесный мусорщик в розовом еще и тлю на расстоянии, мистическим образом победил? Сабина вздохнула, побрела обратно в коридор, чтобы раздеться. Стала снимать куртку, из кармана на пол полетела помойная брошюра, которую так настойчиво совал в руки бородатый спаситель. С чего он вообще решил, что это моя книжка? – подумала Сабина. – И я тоже хороша, в дом зачем-то ее притащила.

Брезгливо, двумя пальцами подняла брошюру с пола, чтобы отнести в мусорное ведро, и только теперь увидела название: «Как помочь вашему саду». Вспомнила, что бородатый сказал: «Ты на ней сидела», – получается, поскользнулась на самой нужной в мире книжке, а потом на нее упала и сидела как дура, не подозревая, что счастье совсем рядом, ну надо же, а!

Она хохотала так, что сползла на пол, прямо на мокрый от ботинок коврик, ноги не держали, и вывих тут был не при чем, просто ослабла от смеха.

Кое-как успокоившись, опустошенная, окруженная дрожащим, гулким и звонким коконом, отгородившим ее от остального мира, Сабина принялась листать брошюру. Скверная газетная бумага, чудовищные иллюстрации, неумело, но душевно изображающие паразитов во всем их хтоническом разнообразии, а вот советы, похоже, дельные. Или нет? Ну, других всяко не будет. Ага, а вот и про тлю. Посмотрим, что вы мне насоветуете, вздохнула Сабина и принялась внимательно читать.

– Ну, положим, дегтярного мыла у меня нет, – бормотала она вслух. – И хозяйственного тоже – интересно, оно вообще еще есть в природе? И окурки я не коллекционирую – выходит, зря. Антиникотиновую кампанию, небось, тля и развязала, чтобы перестали ее табаком травить… Зато чеснок у меня точно есть. Даже в магазин идти не придется. И что там еще? Как, только чеснок? Головку чеснока растереть и залить теплой водой? Ну ничего себе. Неужели поможет? Ладно, посмотрим.

Пять минут спустя Сабина сидела на кухне, с противным мокрым ледяным компрессом на пострадавшей ноге и терзала на терке начищенный чеснок, которому не было видно конца. Иногда головка – это целых семнадцать мелких зубчиков, помоги мне, боже.

Сабина ненавидела это занятие, даже яблоки и морковку никогда себе не терла, грызла так. Но тут уж расстаралась. Она бы сейчас не семнадцать – сто зубчиков натерла, если бы вдруг выяснилось, что это необходимо. Делать, что можешь, оказалось гораздо легче и приятнее, чем сидеть и думать, что не можешь сделать ничего.

Сейчас залью эту дрянь водой, пару часов постоит, и начну протирать листья, думала Сабина. Аккуратно, один за другим. Каааак протру все – никому мало не покажется! А завтра еще раз, и потом еще – сколько понадобится. И тля передохнет, и все станет хорошо – с этим чертовым перцем, и с Ежи тоже. Симпатическая магия, бред, ахинея и мракобесие. А все равно станет.

И, торжествующе улыбаясь, отправилась мыть терку.

По улице Швенто Игното идет маленькая женщина в синем льняном платье. Почти поравнявшись со мной, поднимает глаза и, охнув, прижимает правую руку к груди, а левой машинально поправляет челку.

– Митя? – беззвучно, одними губами спрашивает она.

Значит, Митя.

– Здравствуй, – говорю я.

– Митя, – повторяет маленькая женщина. Теперь уже вслух. – Ну надо же, а. Живой.

Силится улыбнуться, но губы кривятся, дрожат, как будто она сейчас заплачет.

Но не заплакала.

Ее зовут Ася.

– Ты же утонул, – неуверенно говорит она. – Четырнадцать лет назад. Андрей писал, с которым вы вместе ездили… Нет?

– Да нет, конечно, – говорю. – Сама же видишь.

– Ну, слушай! – выдыхает маленькая Ася. И почти возмущенно повторяет: – Ну, слушай! Как же так, а? Я, конечно, на похороны не ходила, я же тогда в Питере была… Ай, ладно, в Питере, не в Питере, все равно бы не пошла, сам знаешь.

– Знаю, – говорю я. – Ты на меня очень сердишься?

– Сержусь? – задумалась, помотала головой. – Нет, что ты, совсем не сержусь. Я сейчас просто рада, что ты живой… Слушай, у тебя время есть? Пять минут? А сигареты? Давай сядем покурим, ладно? Ты еще куришь? Не бросил? Сейчас стало модно бросать.

Может, и правильно, все-таки очень вредно…

Про себя огрызаюсь: «Утопленникам не вредно», – но вслух не говорю. Асе такие шутки не нравятся. Вместо ответа достаю из кармана серебряный портсигар, открываю, подаю ей. У меня крупные загорелые руки с ухоженными ногтями. Левая почти безупречно красива, правую портит слишком короткий кривой мизинец. Разглядываю их с интересом. Я никогда не вижу своего лица, на улице Швенто Игното нет зеркальных витрин, и это, наверное, к лучшему. А все-таки порой меня терзает любопытство, и тогда я напоминаю себе, что руки – это тоже очень много.

Действительно, немало. Но на Митино лицо я бы сейчас с удовольствием поглядел.

Ася берет сигарету, руки ее едва заметно дрожат.

– Объясни, – требовательно говорит она. – Объясни, откуда тогда взялась эта дурацкая информация. Ну, что ты утонул. Андрей, что, с ума сошел – так шутить? И куда ты потом пропал? Сюда переехал?

– Не сюда, – говорю. – В Германию. Здесь я проездом, на полдня буквально.

– Ну надо же, – вздыхает Ася. – И я тоже. На выходные приехала. Очень удобно, поезд всего ночь идет, как раз выспаться можно, и потом весь день гулять… И все равно мы тут встретились. Просто чудо какое-то… Нет, Митенька, слушай, так не пойдет. Стоим, болтаем о ерунде. Ты мне сначала все-таки скажи, почему тогда Андрей?..

– Я его попросил, – говорю. – Если бы он слух не пустил, похороны были бы самые настоящие, и месяца не прошло бы. На меня тогда чужие долги повесили. Одно хорошо: у меня же не было ни жены, ни детей, родители и братья давным-давно в Канаде, их за жопу особо не возьмешь… Короче. Не хочу об этом говорить. Сбежал, и слава богу. Дело давнее. Но ты, кстати, все равно особо не болтай. Бережного бог бережет.