Весь Роберт Джордан в одном томе - Роберт Джордан

нос, а Перрин почувствовал, как пересохло во рту. Древний символ Айз Седай.

Верин ногой стерла рисунок.

— Я не могу сказать тебе, где он, Уриен, – промолвила она,

— и я не слышала ни о каких знамениях или чудесах, которые направили бы тебя к нему.

— Тогда я продолжу свой поиск. – Это был не вопрос, но Уриен подождал, пока она кивнет, с вызовом обвел шайнарцев гордым взглядом, затем повернулся к ним спиной. Мягкой походкой, не оглядываясь, он зашагал прочь и вскоре исчез среди скал.

Кое-кто из солдат зароптал. Уно заметил что-то об "этих проклятых сумасшедших айилах", а Масима прорычал, что им нужно было оставить айильца воронам.

— Мы теряем драгоценное время, – громко объявил Ингтар. – Чтобы наверстать упущенное, придется скакать быстрее.

— Да, – согласилась Верин, – мы должны скакать быстрее.

Ингтар взглянул на нее, но Айз Седай смотрела на растертую землю, где ее нога уничтожила нарисованный Уриеном символ.

— Спешиться, – приказал Ингтар. – Доспехи – на вьючных лошадей. Теперь мы в Кайриэне. Не хотим же мы, чтоб кайриэнцы подумали, будто мы явились воевать с ними! Поживее с этим!

Мэт нагнулся к Перрину:

— Ты не?.. Ты не думаешь, что это он про Ранда толковал? Это безумие, знаю, но даже Ингтар считает, что он – айилец.

— Я не знаю, – сказал Перрин. – Все обратилось в безумие с тех пор, как мы связались с Айз Седай.

Совсем тихо, словно беседуя сама с собой, заговорила Верин, по-прежнему уставившись в землю.

— Это должно быть частью Узора, однако каким образом? Неужели Колесо Времени вплетает нити в Узор, о котором нам ничего не известно? Или Темный вновь касается Узора?

Перрин ощутил, как его обдало морозом. Верин подняла взор на солдат, снимающих с себя доспехи.

— Поторопитесь! – приказала она с большей резкостью, чем Ингтар и Уно вместе взятые. – Мы должны спешить!

ГЛАВА 29. Шончан

На чад горящих домов и на распростертые в уличной пыли тела Джефрам Борнхальд не оглядывался. Следом за ним в деревню въехали Байар и облаченная в белые плащи охранная сотня. Борнхальду не нравилось, что его легион распылен, что Вопрошающие забрали слишком много власти, но приказы, отданные ему, не оставляли места для сомнений: следовало подчиняться Вопрошающим.

Здесь сопротивление было совсем слабым; столбы дыма вились лишь над полудюжиной жилищ. Борнхальд увидел уцелевшую гостиницу: такое же каменное с белой штукатуркой здание, как и почти все на Равнине Алмот.

Натянув поводья возле гостиницы, Борнхальд скользнул взглядом мимо пленных, согнанных его солдатами к деревенскому колодцу, к длинной виселице, уродовавшей центральную площадь. Сооруженная наспех – просто длинный столб на опорах, – но на ней болталось тридцать тел. Одежду повешенных трепал ветерок. Среди взрослых висели и маленькие тела. На такую картину даже Байар взирал с неверием.

— Муад! – рявкнул Борнхальд. От солдат, охраняющих пленников, отделился седой мужчина. Когда-то Муад угодил в руки Друзей Темного, и теперь его покрытое шрамами лицо приводило в трепет даже самых стойких. – Муад, твоя работа или Шончан?

— Ни то ни другое, милорд Капитан. – Голос Муада звучал хриплым шепчущим ворчанием – еще одна памятка от Друзей Темного. Больше Муад не добавил ничего.

Борнхальд нахмурил брови.

— Наверняка не эти учинили такое, – сказал он, ткнув пальцем на пленников. Дети Света выглядели не такими опрятными, с иголочки, как тогда, когда он повел их через Тарабон, но по сравнению с тем сбродом, который ежился и прятал глаза под их бдительными взорами, они хоть сейчас готовы к параду. Мужчины в лохмотьях и с уцелевшими кое у кого деталями доспехов, с угрюмыми лицами. Остатки тарабонской армии, отправленной против захватчиков на Мыс Томан.

Муад помедлил, потом осторожно сказал:

— Селяне говорят, на них были плащи тарабонцев, милорд Капитан. Среди них был один здоровенный детина, сероглазый, с длинными усами, – по описанию близнец чаду Эрвину. И молодой парень, который пытался скрыть миловидное лицо за золотистой бородой. Этот бился левой рукой. Очень похоже на чадо Вуана, милорд Капитан.

— Допросчики! – чуть ли не выплюнул Борнхальд. Эрвин и Вуан были в числе тех, кого он передал под командование Вопрошающих. Прежде ему доводилось сталкиваться с тактикой Вопрошающих, но впервые он собственными глазами видел тела ребятишек.

— Если так говорит милорд Капитан. – Тон Муада говорил о готовности согласиться со словами командира.

— Срежьте их, – устало распорядился Борнхальд. – Срежьте их и дайте понять селянам, что больше убийств не будет.

Если только какой-нибудь дурень не воспылает храбростью из-за того, что на него смотрит его женщина, и в назидание прочим я должен буду наказать его. Борнхальд спешился, вновь оглядывая пленников, а Муад тем временем заторопился к солдатам, выкрикивая требования о лестницах и ножах. Борнхальду было о чем поразмыслить и кроме сверхрьяности Вопрошающих; ему очень хотелось напрочь выкинуть Вопрошающих из своих мыслей.

— Они не лезут в сражения, милорд Капитан, – сказал Байар,

— ни эти тарабонцы, ни то, что осталось от Домани. Огрызаются, точно загнанные в угол крысы, они бегут, когда что-то кусает в ответ.

— Неизвестно еще, как мы, Байар, справимся с захватчиками, поэтому не стоит пока смотреть на этих людей свысока, хорошо? – На лицах пленников застыло то же выражение – разгром, рухнувшие надежды, – какое было и до того, как появились Белоплащники. – Пусть Муад подберет для меня одного. – Взгляда на лицо Муада обычно хватало, чтобы поколебать упорство и самых храбрых, не говоря уже про большинство людей. – Лучше офицера. Кого-нибудь потолковее с виду, посмышленее, чтобы рассказал об увиденном без прикрас, но помоложе, у которого хребет еще не окостенел с возрастом. Скажи Муаду. чтоб не очень церемонился, хорошо? Пусть тот парень поверит: я готов допустить, что с ним случится кое-что похуже, чем он даже думать смеет, если не сможет убедить меня в своей полезности.

Борнхальд кинул поводья одному из Детей и зашагал в гостиницу.

Как ни странно, там оказался ее содержатель – заискивающий, обильно потеющий мужчина, грязная рубашка так натянулась на животе, что красная вышивка в виде завитков готова была распуститься. От него Борнхальд отмахнулся; он едва заметил прячущихся в дверном проеме женщину и нескольких ребятишек, да и то только тогда, когда толстый содержатель вытолкал их вон.

Борнхальд стащил латные перчатки и уселся на стол. Мало что ему было известно о захватчиках, о чужаках. Так их окрестили почти все, кто не нес ерунды об Артуре Ястребиное