Охота на гончих - Надежда Федотова

Народ зашевелился. Послышались первые несмелые аккорды, кто-то из скальдов вновь затянул песню. Рагнар, улыбнувшись Хейдрун, протянул ей руку. Девушка неуверенно обернулась на мужа. Увидела, что все внимание последнего сосредоточилось на бочонке и, закусив губу, тряхнула кудрями.

– Вот так бы сразу, – одобрительно сказал Ивар, наблюдая, как новобрачная об руку с деверем решительно направляется в круг. – Я же говорил тебе, Нэрис, девочка не так проста, как кажется.

Жена не ответила.

Эйнар, вновь поднявшись с лавки, куда только было опустился, потянулся к разрубленному бочонку. Обхватил обеими руками скользкие стенки, поднял посудину над столом и широко улыбнулся отцу:

– За семью, а?

Конунг не отозвался – тост звучал по меньшей мере двусмысленно. Но сын одобрения не ждал. Преувеличенно вежливо он поклонился тестю – и, выдохнув, приник губами к неровной зазубренной кромке.

Норманн Ульф Тихоня, растянувшись во весь рост на тюфяке и прикрывшись овчиной, изучал взглядом потолок. Спать ему не хотелось, да и не полагалось – нынче он, а не Творимир дежурил за двоих. И ничего не имел против: в доме тепло, кругом тишина да спокойствие, на морозе торчать не надо, хозяева за перегородкой, вот они, ни забот, ни хлопот! Всегда бы вот этак-то. Ульф расслабленно зевнул, прислушиваясь. Ничего, только тихие завывания метели. Даже собаки не лают. А уж прочие-то и подавно мертвецким сном спят – кто у конунга в дому, кто на конюшне, кто в сараях. Даже Гуннар с семьей не уехал, хотя живет всего через пару улиц. Жених с невестою, понятно, особняком – им еще с вчера дом приготовили, все честь по чести. «Хотя брачной ночи молодая сегодня не дождется», – подумал Тихоня, вспоминая разрубленный ярлом бочонок и Эйнара, единым духом опрокидывающего в себя брагу. Прямо так хлебал, вместе со щепками. И ведь больше трети высосал, не поморщился!

Потом-то, конечно, на том самом месте и рухнул, глаза закативши, но тестя уважил. Да тот и не серчал – чай, сам дважды женился. Дело знакомое. Родные отнесли жениха на брачное ложе, туда же невесту сопроводили, да и оставили. Пускай хоть отдохнут молодые, им ведь еще неделю пировать да мед из одной чаши пить!.. Тихоня заложил руки за голову и нахмурился. А ведь с неделей-то он хватил. Забыл про Ярен, про Фолькунгов осажденных, про данов… «У, стервятники! Так бы и взял их всех да перетопил поодиночке! И мечей бы даже пальцем коснуться не дал, чтобы после смерти они, твари, вечно у ворот Асгарда неприкаянными выли! А ежели кому из них и посчастливится в Вальгаллу прорваться, так пива ему несвежего, валькирию страшную и…»

Бух! Бух!

Упивающийся мечтами норманн сердито плюнул – ну вот. Кого там принесло? Ишь, в дверь барабанит, еще и ногами, похоже.

– Я те щас постучу, – пообещал Тихоня, скидывая овчину. – Я те щас, недопитку, так постучу… Здесь люди спят, а он бродит! – Ульф скроил на лице самую свирепую из своих рож и, подняв засов, распахнул дверь. – Ну, чего надо?! Уй-й-й, Мьёльнир мне в…

Старый вояка подавился неоконченной фразой. На пороге стоял Эйнар. Полуодетый, всклокоченный и белый как молоко. Руки его были по локоть в крови. А на руках…

– Нэрис, – выдохнул сын конунга, прижимая к груди бьющееся в конвульсиях тело своей юной супруги. Головка девушки была запрокинута назад, на губах вздувались кровавые пузыри, а из-под левой ключицы торчала рукоять богато украшенного кинжала. – Где Нэрис? Она здесь?!

Тихоня потрясенно кивнул. И, опомнившись, бросился на хозяйскую половину, оставив дверь открытой. В спину ему летел свист метели, булькающие хрипы и невнятное бормотание Эйнара. Кажется, сэконунг просил у кого-то прощения.

У Хейдрун? А за что?..

Одеяло неряшливой кучей валялось в углу. На еще теплой постели корчилась дочь ярла Ингольфа: негнущиеся пальцы левой руки царапали простыни, правая, сжатая в кулак, глухо билась о стену. Тело девушки сотрясала крупная дрожь, из уголка раскрытого рта стекала струйка крови, на тонкой белой рубашке расплывались алые кляксы… Хейдрун была в сознании, но леди Мак-Лайон с одного взгляда поняла, что это ненадолго. Положение ухудшалось с каждой минутой.

– Эйнар, держи ее руки, – велела леди. – Иначе не подберусь. Ульф, свечу сюда! Ивар, мой саквояж, он в сундуке… Господи, сколько крови! Слишком много крови! Ничего не понимаю, ведь лезвие в ране? Ты не трогал его, Эйнар?

– Нет, – отозвался сын конунга, прижимая тонкие руки Хейдрун к перине. – Ты ведь поможешь?

Вместо ответа Нэрис разорвала пропитанную кровью горловину рубашки и склонилась над раной. Кинжал плотно сидел в ней, войдя по самую рукоять. Ах, как скверно. Под ключицу, да еще и наискось, сверху вниз!.. Леди Мак-Лайон опустилась ниже, вслушиваясь в свистящие хрипы, натужно вырывающиеся из горла Хейдрун. Так и есть – пробито левое легкое. Сердце не задето, иначе муж ее попросту сюда живой бы не донес, но даже при таком везении шансов у дочери ярла – раз-два и обчелся. Кровотечение – штука страшная. Хуже самого ранения. Нэрис взяла из рук Ивара свой саквояж с лекарствами, откинула крышку и посмотрела на Эйнара:

– Приподними ей голову. Немного, только чтоб не захлебнулась… Когда это случилось?

– Четверть часа назад, не больше. Я как увидел, сразу к тебе. Вспомнил, она еще за грудь держалась!

Брови Нэрис сошлись на переносице. Она быстро отставила саквояж и рванула в стороны разодранную на плечах рубашку Хейдрун:

– Вот откуда столько крови! Ивар, найди что-нибудь – полотенце, платок, главное, чтобы чистое… До самых ребер распорото, господи боже. И наверняка тем же самым ножом? Он в верхней ране, значит эта более старая. Ею займемся. Нож пока пусть…

– Как – пусть? Ты что, его вынимать не будешь?!

– Буду, Эйнар, – терпеливо сказала леди. – Как вот с этим разберусь. Клинок сосуды держит, крови излиться не дает, а девушка и без того ее много потеряла… Все равно света мало. И на кровати неудобно, проминается. И еще воды горячей бы… Ивар!

– Я за Творимиром. – Уточнений лорду не понадобилось. – Стол второй притащим и свечей. Тихоня, бегом за водой, и дров в огонь подбрось! Ты справишься одна, Нэрис?

– Вряд ли, – честно призналась жена, закатывая рукава. – Найди кого-нибудь из женщин, чтоб хоть на подхвате были…

– Астрид, – быстро сказал сэконунг. – Она травница.

– Тем более, – кивнула леди Мак-Лайон. – Тогда зовите ее, и поскорее! Хейдрун совсем плоха.

Советник, кивнув, исчез. Следом за ним, на ходу цепляя в сенях пустую кадушку, выбежал Тихоня. Нэрис порылась в саквояже и вынула длинную узкую склянку.

– Болеутоляющее, – пояснила она Эйнару, выдернув пробку. – Самое сильное, что у меня есть. Я сама выпою, ты руки ей держи… Ну-ну, тихо, Хейдрун, тихо! Сейчас полегчает, обещаю.

Девушка, давясь настойкой пополам с кровью, закашлялась. Взгляд ярко-голубых глаз, слепых от боли и страха, бестолково метался по лицу врачевательницы. Нэрис, переборов себя, мягко улыбнулась: