Месть в конверте - Фридрих Незнанский

— Что «он»?

— Наш взрывник.

— Ну уверенным быть нельзя ни в чем, — проговорил Турецкий. — Но посуди сам: ведь все сходится очень удачно. Странный ребенок, мозги не на месте. Несчастная любовь, Чечня. Там, поди, насмотрелся всякого разного — и совсем крышей поехал. А тут приезжает домой — папа кончает с собой. Спрашивается, почему? А потому что мама ушла к другому. А к кому же это к другому? А вот к тому самому генералу Евгению Ивановичу Смирнову, который папу покойного так несправедливо обижал.

— А два ученых?

— А два ученых, Славочка, — резко осклабился Александр, — как две шахматные фигурки в этой большой гэбэшной партии. Хочу — пожертвую, хочу — сохраню, а хочу — сниму с доски и собственными зубами деревянную башку отгрызу. Будто они и не живые люди!

— Н-да… Невесело! — хмыкнул Вячеслав.

— Какое уж там веселье! Ну так и вот, в нездоровом мозгу нашего дорогого друга Витька рождается идея мщения. Может быть, он читал когда-то «Графа Монте-Кристо». А может, и не читал. Неважно.

— Почему именно бомбы?

— Славик, так ведь он же сапер! Он говорит с бомбами на их языке. Ну и еще, возможно, что-нибудь по телевизору услышал. Метод-то ведь совсем не новый, даже очень популярный нынче. Возьми вот хоть ту же Австрию.

— Да, в принципе все, что ты рассказываешь, звучит логично.

— Ну да, по-моему, тоже.

— Так что ты скажешь, будем ставить здесь засаду?

— Да, конечно, засаду необходимо поставить. Хуже-то не будет. Но ведь этого недостаточно!

— Ну можно еще параллельно искать его и в других направлениях, в смысле Виктора.

— Например? — Турецкий поднял брови. — Что ты имеешь в виду?

— Ну, например, школа, — ответил Грязнов.

— Школа… Ну да, разумеется! Из школы можно много выжать!

— Выяснить, в какой школе он учился, не будет ведь большой проблемой.

— Определенно не будет. Найти его классную руководительницу…

— Или какую-нибудь там, черт ее знает, любимую учительницу, будь она четырежды неладна, — подхватил Вячеслав Иванович, — и высосать из нее всю информацию, какую можно.

— И тем более какую нельзя. Да, это перспективный канал. Так что, может быть, зарядишь кого-нибудь из своих ребят заняться этим? А то у меня Вовка Поремский пока что «пасет» наших ученых, а сам я бы лучше занялся другими вещами.

— Давай я подключу Галю Романову? Не против?

— Что за вопрос! Конечно!

— Значит, решено?

— Ну конечно! Подключай Галочку, пусть ищет учительницу, а через учительницу пускай найдет эту таинственную Дашу-Машу-Наташу…

— Подружку Виктора?

— Ее самую. Ох, не удивлюсь, если окажется, что он именно у нее и прячется.

— Ты же говорил, — протянул Грязнов, — несчастная любовь… Ты думаешь, что они помирились и именно она, эта таинственная Маша-Даша, его прячет?

— Я не знаю, старик, помирились там они или не помирились. Но вот увидишь, окажется, что Витек скрывался у нее. Ну вот я так чувствую! Считай, что у меня тоже интуиция. Я же в твою интуицию поверил? Поверил! А ты в мою?

Друзья вернулись в машину и отъехали от дома семьи Жаворонковых. Беспокойный Вячеслав вновь завел ту же песню, которая ему, видимо, запала в душу:

— Вот помяни мое слово, Сашок, нахлебаемся мы дерьма с этим Витьком…

— Да ладно, Славик, ну что ты, в самом деле! А может, нет?

— Вот посмотришь…

— А я чувствую, что все обойдется тихо-мирно.

— Хочешь поспорить?

— Да ладно, что мы, в буржуазном тотализаторе, в самом деле?

— Если все пройдет тихо, с меня пять бутылок коньяка.

— Ого! — свистнул Турецкий. — А если нет?

Грязнов неожиданно развеселился и даже засмеялся от удовольствия.

— А если нет — я надаю тебе по твоей наглой лыбящейся турецкой морде!

…Ну вот все и закончилось, в этот раз даже и без неприятностей. Как это скромно пишут в медицинских энциклопедиях, «припадок может сопровождаться непроизвольным мочеиспусканием». Легко это писать, сидя в сухих штанах, а вот попробуй-ка ты… Но сегодня все обошлось, несильный был приступ.

Теперь меня будет мучительно клонить в сон; уже сейчас веки тяжеленные, а тело пустое, как будто из меня выкачали всю плоть. Или же долго били. Но вместе с тем — такое облегчение, облегчение…

Однако, прежде чем я усну, я должен соорудить новое «святое письмо», чтобы уже завтра оно ушло к своему счастливому адресату. Хорошо, что эту работу я могу делать почти механически, не думая; и хорошо, что она так меня радует и даже бодрит.

Кажется, перед началом припадка я вспоминал свою учительницу Горбушку, единственное лицо, которое я помню из этих десяти пустых, дутых школьных лет. Ну не считая Наташи, конечно. Нас троих — Наташу, Горбушку, то есть Дину Леонидовну, и меня — объединила любовь к химии, потому что химия — самая прекрасная и самая великая из всех наук! В этом я был и буду убежден.

«Взрыв — это процесс очень быстрого превращения взрывчатого вещества в большое количество сильно сжатых и нагретых газов, которые, расширяясь, производят механическую работу (разрушение, перемещение, дробление, выбрасывание)».

Какая музыка, какие стихи сравнятся с этой строгой учительской фразой? Вещество, расширяясь, переходит в газообразное состояние, становится газом — вот где поэзия! А дальше — еще интереснее: высвободившаяся энергия начинает бушевать, разрушая и дробя все на своем пути. Как это прекрасно! Какое отчаяние, экстаз, какая свобода!

Книги по химии были моей Библией. Взрывы — моими откровениями. Какие волшебные слова: детонация, фугасность, бризантность! Что мне музыка? А эти названия взрывчатых веществ, эти волнующие имена — гексоген, тротил, пластит, мелинит, аммонит. Ну и, конечно, простая скромная селитра. Они были моими друзьями, моими игрушками. Конечно, я знал, что это опасные игрушки, любить их — опасно. Но ведь и любовь, скажем, дрессировщика к тигру тоже опасна! Тигр может напасть и сожрать дрессировщика. Но он никогда не станет нападать на того, кто умеет с ним правильно обращаться. А я умею, потому что я укротитель.

И там, в горах, я был им, укротителем чужих злобных игрушек; я сделал это своей специальностью. Про таких, как я, часто шутят, мол, мы ошибаемся один раз. Что ж, может быть; но я не ошибся ни разу, потому что знал! И любил. Только любя можно подчинить.

Я находил их безошибочно, и ребята даже смеялись, что у меня на них чутье, нюх. Я практически не пользовался миноискателем и прочими приспособлениями. И ни одна из «игрушек» не покусала никого из наших.

Вот и когда пришла беда, я сразу вспомнил про своего лучшего друга — химию — и позвал на помощь. А беда пришла…